Советский модернизм

Замечу и то, что досталось и руководителям Союза архитекторов, прово- дившим упомянутую дискуссию о формализме. Вслед за указанием их фамилий сказано: «…не поняли необходимости устранения излишеств в строительстве и под флагом борьбы с конструктивизмом содействовали распространению излишеств. Но главное не это. Оно в постановляющей части этого – без иронии – исторического документа. В первом ее пункте вслед за словом «Обязать» и перечислением всех ответ- ственных за его выполнение организаций сказано: «...смелее осваивать передовые достижения отечественного и зарубежного строительства» Это и послужило началу подлинной архитектурной «перестройки». Мы сначала увидели современную архитектуру за рубежом, а вслед за тем открылись глаза на свое авангардное наследие. Я впервые увидел «заграницу» в октябре 57 года, посетив Италию вместе с коллегами из мастерской-школы Жолтовского, лично проложившего маршрут той по- ездки. Каким же ярким было впечатление, в котором смешались восторг встречи с древностью и шок, знакомства с новой архитектурой! Можно сказать, что мы с равной жадностью смотрели на прошлое и настоящее зодчества этой страны. С той только разницей, что первое в большей мере давало пищу душе, а второе уму. Знакомство с современной зарубежной архитектурой послужило нам «палочкой-выручалочкой». Западные мастера возвратили нам эстафету, принятую ими четверть века назад у нашего архитектурного авангарда. И тогда собственные 20-е годы предстали пред нами в должном свете. И то, и другое стало импульсом к появлению у нас нового движения, которое я называю советским модер- низмом (1955–1985 гг.). Пусть оно явилось с заметным опозданием, было в чем-то вторичным, подчас наивным, но, тем не менее, своим собствен- ным. Больше того, представленная ниже коллекция образов советского модернизма свидетельствует о том, что в стране были талантливые ма- стера, строившие сооружения, обладавшие оригинальной композицией, своим неповторимым характером. Это и есть советский вклад в мировую коллекцию современной архитектуры. У каждой страны он свой. У кого-то более значимый, у кого-то менее, у кого-то мирового масштаба, у кого-то национального, но в любом случае он – составляющая общечеловеческой культуры ХХ века. Надо ценить то, что имеем. Все было бы хорошо, но только в постановлении, о котором идет речь, были и другие параграфы, поставившие советских архитекторов в крайне труд-

ties in construction and under the name of battling constructivism (italics mine), promoted dissemination of excess.” One point calls for particular attention. It is in the directive part of this historic doc- ument. Its first item, right after the words “to oblige” and the list of all of the organizations responsible for the mandate’s implementation, states: “… more boldly to master advanced achievements of the national and international construction industries (italics mine).” This is what sparked the beginning of true architectural perestroika. Only after we saw contemporary architecture in the West did our eyes began to notice our own avant-garde heritage. The first time I went abroad was in October 1957, visiting Italy along with colleagues and students of Zholtovsky, who determined the itinerary of our trip. What a magnificent impression it provided! There was such a contrast – the ecstasy of meeting the renowned buildings of antiquity and the real shock of encountering new architecture. It could be said that we looked at both with equally hungry eyes. The only difference was that the former, for the most part, inspired our souls, and the latter, our brains. The encounters with contemporary foreign architecture caused a certain en- lightenment. Western masters would now return to us the relay race that they assumed a quarter of a century earlier from our avant-garde. Only as a result of this did our 1920s architectural history appear to us in the right light. Both impressions created impulses that led to a new movement in our country that I call Soviet modernism (1955–1985). It came with noticeable delay and was in some ways derivative and secondary, often naive, but it was, nonetheless, our own. The collection of images I present in this volume serves as evidence that there were talented Soviet modernist masters who, despite severe limitations, built edifices featuring original compositions reflecting their own unique characters. This is what constitutes the Soviet contribution to the in- ternational assemblage of contemporary architecture. Each country has its own contribution of varying scales. Some movements achieve international recognition, others only national, but, in any case, Soviet architecture should be considered a part of twentieth-century world culture – a movement of value in a very unique way. The achievements of Soviet modernism are remarkable in light of the fact that the instructive paragraphs in the Khrushchev document I am discussing forced the architects to assume a very difficult position. Authorities at all levels and the architectural bureaucrats were acting with no flexibility toward

15