Русские художники XVIII века

театр был великолепно раззолочен. Каждое воскре сенье бывали прием и бал. В большие праздники на бал собиралось гостей до трех тысяч. Наряды дам поражали богатством; бриллиантов надевали „изумительное множество"; на дамах „сравнительно низшего звания" бывало сих камней тысяч на десять-двенадцать. Можно себе представить, что к этому блеску, „иллуминациям", фейерверкам и „машкерадам" не осталась безучастной и Марья Федоровна. Неудач ный роман с Долгоруковым сделал ее более сдер жанной и осторожной, но. . . уж очень велико было искушение. И вот в скором времени она снова появ ляется на придворных балах. Обстановка этих балов сравнительно с недавним прошлым резко изменилась. Они ничем на походили на петровские ассамблеи с их густым табачным дымом, теснотой, пьянством, а подчас и мордобоем. В залах в кадках стояли померанцы и мирты в пол ном цвету. Кадки стояли шпалерами, образовав по бокам аллеи, меж тем, посредине оставалось до вольно много места для танцев. Гости крылись в тени, между кадками, укрываясь от взоров импе ратрицы. Между кадками порхал амур. Возле Марьи Федоровны токовал кавалер Левен вольд, приехавший из Курляндии в свите новой импе ратрицы. Марья Федоровна охотно несла бремя тех „златых оков", которые, по выражению старинного поэта, „приятней самой свободы". Ее муж в это время писал коронационный портрет Анны Иоан новны—„Корень благочестивых великих государей самодержцев российских". На всем пространстве картины разбросало ветви могучее родословное „древо". Растет оно от Ноя .