Русские художники XVIII века

судьбу Марии Федоровны й, не знаем й каких выражениях, предложила Никитину на ней же ниться. Тот этой девушки совсем не знал, только случайно и мельком видел ее на „ассамблеях",— но как отказаться от царской „милости"?—Женился. Приданое за Марией Федоровной шло от самой Екатерины, что сразу же возбудило зависть и гряз ные толки. Шептали кругом, будто художник долго обхаживал Маменс и женился из корысти. Стал Никитин присматриваться к „богоданной" жене. Субтильная, вертлявая, на щеках густо нало жены румяна, мушки у глаз, у рта и даже на груди. Наряд по самой последней моде. Фижмы такие широкие, что в дверь только боком может войти. Корсаж узкий, вырез большой, грудь, в синих жил ках до сосков, выпирает. Цейх-директор Абрамов неодобрительно тряс бородой и густо крякал. После свадьбы переехали молодожены в Москву. Родня у Никитина, как известно, вся духовного звания. Понятно поэтому, что Иванова жена не понравилась,—не наша-де, не нам стать, нравов-де вольных; среда ли, пятница, петров ли пост—все вкушает скоромное, срамота! Крайне не понрави лось и то, что загнушалась жить в старинном по повском доме. Марья Федоровна , действительно, отнеслась к новой родне брезгливо. Сразу же заставила мужа купить новый дом на Тверской, рядом с церковью Ильи пророка. Горницы отделала на широкую ногу. Дом был двухэтажный каменный. Мебель в нем добротная, дубовая, с немецкой резьбой. На сте нах шпалеры Ивановой работы, писанные по хол сту маслом. Сам хозяин имел отдельную „штудию", то есть мастерскую. Там помещался курант для расти-