Русская крестьянская игрушка

простая“ и „утка нарядная“; в последнем случае утку оде­ вают не то в какую-то юбку, не то покрывают какой-то попоной, отделанной по краю оборками. В- Сергиевской игрушке из папье-маше часто встречаются утки с утятами. Гуси всегда степенны и важны, иногда изображаются мирно пасущимися на лугу, иногда плывущими в сопровождении целого выводка. Реже встречаются индюк и голубь (о по­ следнем см. выше, в главе „Религия в игрушке“). Птицы, не водящиеся у нас, но издавна знакомые,— лебедь, павлин, попугай, — очень часто встречаются в игрушке, особенно в Сергиевской из папье-маше. В Ку­ старном музее ВСНХ есть лебедь на воде, держащий в клюве рыбу; у груди лебедя, в ожидании пищи, при­ ютились два птенца. Очевидно, игрушка создалась под влиянием каких-нибудь сентиментальных иллюстраций. Лю­ бопытно, что в 1921 г. я на одной из московских улиц встретил крестьянина-игрушечника, продававшего два экзем­ пляра этой игрушки. На купленных мной экземплярах игрушки птенцы, в отличие от образца из Кустарного музея, еще ближе прижаты к матери, а их шеи вытянуты вдоль ее груди. Животные, звери и птицы работы богородских кустарей (в группах на сюжеты крыловских басен „Квартет“ и „Лебедь, щука и рак“, находящиеся в Кустарном музее ВСНХ) исключительны по своей жизненности, по острой наблюдательности, проявленной мастерами, и по едва уловимому тонкому юмору в их трактовке. Необходимо отметить, что часто юмор, присущий рус­ ской крестьянской игрушке, сказывается именно в передаче фигур животных и зверей. Попутно, в других разделах работы я отмечал мотивы сатиры и юмора, которыми изобилуют бытовые русские игрушки. Осмеяние высшего класса, служителей культа, военщины, увлечения иноземщиной, дамских мод было всегда им присуще. Остроумные положения, глубокое понимание и острая социальная сатира или тонкий налет

165