От символизма до „Октября“

Что же это, как не средний палец вместо указательного. Или, говоря языком литературным, не самый обыкновенный плагиатик, только слегка прикрытый, от нескромных, но подслеповатых глазок критики, фиговым листочком. Воистину были замечательные времена. Даже в Алексея Крученых, публично демонстрирующего симфонии своего катаррального желудка, начинали веровать наивные Чуковские и апостольствовали о «дырбул — щиле» как о новой вере своего поколения. Десять смутных лет пережило Российское искусство. Наконец в 1919 году под арлекинскими масками пришли еще одни. На их знамени было начертано: словесный образ . Знамя требовало оружия для своей защиты. Пришлось извлечь его из церковных арсеналов. Опять перед глазами сограждан разыгрывалась буффонада: расписывался Страстной Монастырь, переименовывались московские улицы в Есенинские, Ивневские, Мариенгофские, Эрдманские и Шершеневичевские, организовывались потешные мобилизации в защиту революционного искусства, в литературных кафе звенели пощечины, раздаваемые врагам образа ; а за кулисами шла упорная работа по овладению мастерством, чтобы уже без всякого épater через какие - нибудь 5 -6 лет, с твердым знанием материала эпох и жизни, начать делание большого искусства. Спрашивается: как же в 1923 году понимают имажинисты свои задания? Будем говорить о нашей поэзии. Вот краткая программа развития и культуры образа: а) Слово. Зерно его — образ . Зачаточный. г) Метафорическая цепь. Лирическое чувство в круге образных синтаксических единиц — метафор. Выявление себя через преломление в окружающем предметном мире: стихотворение — (образ третьей величины). д) Сумма лирических переживаний, т. е. характер — образ человека . Перемещающееся «я» — действительное и, воображаемое, образ второй величины. е) И, наконец, композиция характеров — образ эпохи (трагедия, поэма и т. д.). Имажинизм до 1923 года, как и вся послепушкинская поэзия, не переходил рубрики «г»; мы должны признать, что значительные по размеру имажинистские произведения, как - то: «Заговор дураков» Мариенгофа и «Пугачев» Есенина, не больше, чем хорошие лирические стихотворения. Пришло время либо уйти и не коптить небо, либо творить человека и эпоху . В условиях большой работы, усвоенный нами ранее метод расширяется новыми для нас формальными утверждениями. В имажинизм вводятся как канон: психологизм и суровое логическое мышление. Футуристическое разорванное сознание отходит в область «милых» курьезов. Малый образ теряет федеративную свободу, входя в органическое подчинение образу целого. И еще, как форма, как закон: романтическое осознание настоящей эпохи и б) Сравнение . в) Метафора .