Новый ЛЕФ. № 4. 1928

Баратынского к Пушкину по поводу выходивших тогда в свет глав „Евгения Онегина“ . „Вышли еще у нас две песни Онегина; но большее число его не понимают. Ищут романтической завязки, ищут обык­ новенного и, разумеется, не находят. Высокая простота созда­ ния им кажется бедностью вымысла... Я думаю, что у нас в России поэт только в первых незрелых своих опытах может надеяться на большой успех: за него все молодые люди, находящие в нем почти свои мысли, облеченные в блиста­ тельные краски. Поэт развивается, пишет с большею обду­ манностью, с большим глубокомыслием: он скучен офицерам, а бригадиры с ним не мирятся, потому что стихи его все-таки не проза“, (Переписка, т. 11 , стр. 54 — 55.) Вот, т. Зелинский, в чем дело: „бригадиры с ним не мирятся, а офицерам он скучен“. Отсюда и разговоры о кризисе, то и дело затеваемые и „офицерами“ и „бригадирами“ , причем „офицеры“ не прочь сослаться иногда на „бригадиров“. Тов. Зелинский ссылается на т. Л. Троцкого, пять лет тому назад выражавшего уверенность, что Маяковский тогда еще пере- ~t живал кризис. Приняв это утверждение безоговорочно, К. Зелинский в даль­ нейшем говорит об этом „первом кризисе“ как о явлении бесспор­ ном, переходя прямо уже ко второму кризису, на этот раз не подтвержденному ссылкой ни на какого бригадира. Вот как он формулирует наличие этого второго кризиса. „Да, Маяковский и Леф переживают с н о в а кризис. Этот второй кризис является не столько продолжением первого, сколько новой проверкой (чего? кого?— Н. А.) в свете новых требований, предъявляемых революцией к старой нигилисти­ ческой интеллигенции, передавшей футуристам в Октябре свою эстафету.“ Серьезно ли это рассуждение? Достаточно ли оно грамотно? „Кризис... является проверкой... старой интеллигенции (как будто так, т. Зелинский?), передавшей в Октябре футуристам свою эстафету“. Выходит так, что старая нигилистическая интеллигенция бежала со всех ног к Октябрю и, запыхавшись, передала эстафету Лефу? Можно ли с серьезным лицом слушать такое истолкование путей русской интеллигенции вообще и Лефа в частности? Но Зелинскому важно закопать Леф поглубже в „мужицкую

» тяжкую нашу землю“ и утвердить на могилке— „конструктивизм, накопление культуры, который никогда не был знакомым русской жизни“. А для этого он залпом выпаливает еще и не такие тирады. Вот пример такой безудержной горячности автора: „Маяковский и Есенин — это орел и решка. Это в сущ­ ности две стороны одной и той же монеты. Этой монетой

3

] *