Новый ЛЕФ. № 1. 1928

новый

Ш Г О С И З Д А Т jg ТИ РАЖ ^ н а " Л и те ­ ратурном П о с т у “ р а с те т вм е сте с ростом пролетар ­ с к о г о ч и т а т е л ь с к . а к ти в а . Н Е О П О З Д А Й Т Е П О Д П И С А Т Ь С Я НА 1 9 2 8 ГОД НА ЛИТЕРАТУРНОМ П О С Т У 2 4 н о м е р а в год

П РИ ЛОЖ Е НИЯ д ія годовых подписчи ков : I с е р и я — И с т о р и к о - л и т е р а т у р н а я .

В. Д е с н и ц к и й . — Введение в изучение и с ку с с т в а и литера туры . С борни к . Ц. 1 р. 10 к. Н. П и к с а н о в , - Д ва в е ка р усс кой литер а туры . Ц. 2 р. В. Е в г е н ь е в - М ан с и гп ов . — О чер ки по и стории социапистич . ж у р ­ нали сти ки в России X IX в е к а Ц. 2 руб. 25 коп . В се го з а 3 р. вм е с то 6 р. 35 к. II серия — К і і и т и ко - б и о г р а ф и ч е с к а я . П. Б и рю к о в . — Биография Л . Н. Т о л с т о г о , в 4 т о ­ мах. свыш е 1000 с тр . Ц. 5 р. Р. Г р и г о р ь е в .— М. Г о р ь к и й . Ц. 90 к. Р. Г р и г о р ь е в ,— В. К о р о ­ л е н к о . Ц. 80 к. В. Е в г е н ь е в - М а к с и м о в . - Д. Г о н ч а р о в . Ц. 60 к. М . К л е в е н е к и й .— В. Г а р ­ ш и н . Ц. 60 к. И. К у б и к о в .—В. Б е л и н с к и й . Ц .60 к. Н. М е н д е л ь с о н .—М . С а л т ы к о в -Щ е д р и н . Ù,. 6 0 к. В. П о л я н с к и й .— Н. Н е н р а с о в . Ц. 60 к. С. Ш у ­ в а л о в .— М . Л е р м о н т о в . Ц. 1 р. 10 к . ВСЕГО ЗД 6 Р. ВМЕСТО 10 Р. 80 К.

П О Д П И С Н А Я Ц Е Н А : н а і г.—1 0 р . ,н а 6 м .—Б р .5 0 к . , на 3 м.—3 р. На ж урн . с при- лож.1 сер .—13p-, II сер .—16 р. Ц ена о тдел ьно го № —50 к.

Т Р Г Б Ѵ Й Т Г КА ТА ЛО Г Н А Ж У Р Н А ЛЫ И П Р И ЛОЖ Е Н И Я 1 г t - В * И I С . к н и м , В Ы С Ы Л А Е Т С Я Б Е С П Л А Т Н О ^ ПОДПИСКА ПРИНИМАЕТСЯ : Главной кон торой подписных и перио ­ диче с ки х изданий Го си зд а та , М о сква , Р ож д е с т в е н ка , 4. Телеф. 4-87-19, и 5-88-91, в ма газинах , к и о с ка х и провинциальных отделениях Го сизда та , сн абж ен ны х соо тве тс тв ующ им и удостоверениями , во всех к и о с ка х В се ­ с ою зн о го к о н т р а г е н т с т в а печа ти , а т а к ж е во всех почтово -теле граф ны х к о н т о р а х и у П И С ЬМ О НО СЦ ЕВ . Н ) Я С О Ю -

Новый Леф

1. Янв ар ь

1 9 2 8

С новым годом!

С „Новым Лефом* !

С. Третьяков.

Первый год „Нового Лефа“ пройден. Год мы продержались в своих траншеях, несмотря на то, что. с фронта воинствующего пассеизма льется, как из расслюнявив­ шейся сопки, сладкая слизь довоенных норм в области искусства и быта. Мы не только продержались, не уступив ни пяди, но и выров­ няли некоторые участки нашего фронта. Отчетливое бескомпромиссное закрепление Лефа на литературе факта и на фото заносим себе в актив. Наступление правого фронта продолжается и усиливается. Намечаем направления, по которым развернутся наши схватки в дальнейшем. Воинствующий, пассеизм— вот первый главный враг. Мы говорим — идеология не в материале, которым пользуется искусство. Идеология в приемах обработки этого материала, идео­ логия в форме. Только целесообразно оформленный материал мо­ жет стать вещью прямого социального назначения. Изменить тему— пустяки. От подписи архиповские бабы еще не станут женотделками. Но воинствующий пассеист не согласен. Он сохраняет худож­ нику полностью его дореволюционную форму, его „душу“ в не­ прикосновенности. С него довольно компромисса—изменения темы. Так создается формалистичнейшая отписка от современья. Ико­ нописцы вмазывают под шлем Егорья-победоносца лицо красно­ армейца или пишут под бабами в сарафанах вместо „молодиц“ „комсомолки“. Композиторы вписывают коммунные слова в шантан­ ные мелодии; писатели в чеховски приглушенных тонах или в до- стоевско-истерико-уголовно-романической манере подают граждан­ скую войну и восстановление заводов; театры в штампованно кон­ структивно-декоративном сгиле драконят все ту же „Яровую“ в раз­ личных вариантах. Кино мечтает о „пикфордизации“ рабочего быта вместо его „фордизации“, изобретает бравых „совдугов“ и сладо­ стных „совмэрь“. Воинствующий пассеист под предлогом учобы тянет на кладбища к могилам классиков, забывая, что сегодня Пушкину уже 129 лет от роду и он нестерпимо беззуб , а в то же время пассеист умалчивает всячески, что Пушкин в свои дни был одним из самых ярых футу­ ристов, деканонизатором, осквернителем могил и грубияном. Пас­ сеисту об этом говорить невыгодно. Вместо этого он, позалазив во все газетно-журнальные щели, статьями и рецензиями втирает очки массам, , выдавая им оппортунистическую розовую кашицу аков и ахрров за настоящую революцию. 1 Новый Леф 1 1

Второй враг — и^онрый, всегда нами атакуемый, но ныне на плечах воинствующего^'паесеизма поднятый на угрожающую высо­ ту — искусство к ак социальный наркотик. Внимание и огонь Лефа в ту сторону, где растут цифры, опре­ деляющие место ' искусства в социальном .бюджете. Леф опасается, что цифры эти растут не за счет, а одновременно с ростом физио­ логических наркотиков (алкоголь, кокаин, растрата сексуального фонда). Еще и еще придется Лефу разъяснять, что социально-наркоти­ ческая функция характерна для искусства феодального и капитали­ стического периода и что перенос в наши условия старых форм искусства и прежних условий его потребления реакционен, сохраняя прежнюю социально-вредную функцию искусства. Пассеисты уверяют (многие даже искренно), что их искусство показывает жизнь, стимулирует самодеятельность. На самом деле это искусство фатально оболванивает мозги, гасит интеллект, раз­ вязывает стихию инстинкта, уводит от жизни, создает экзотику, то есть небылицу, там, где должна быть видима быль, делит дей­ ствительность на две половины: скучно-практическо-прозаическую и увлекательно-вымышленно-поэтическую. Леф ставит под знак сомнения все искусство в его эстетико­ одурманивающей функции. Леф— за выработку методов точной фиксации фактов. Невыдуманную литературу факта Леф ставит выше выдуманной беллетристики, отмечая рост спроса на мемуар и очерк в активных слоях читателей, и протестует против того, что до сих пор в изда­ тельствах хорошая статья, требующая поездок, изучения и подбора материала, оплачивается вдвое ниже, чем ординарнейшая новелла беллетриста, для реализации которой нужен только палец, чтоб ее высосать. Третий враг — тяга пассеистов к человеку , н ут р а “, стихий, эмоции в противовес человеку рациональному, человеку расчета, нот‘а, интеллекта. Поиски „гармонического человека“ , плач о „художественной неграмотности“ , о том, что активист-строитель растет вахлаком и не интересуется и не желает интересоваться музыкальными нюан­ сами, стихотворными ритмами, цветосочетаннем картин, выпады против нотовцев-рационалистов, это все — поход против стандарти­ зованного активиста, действительно нужного социалистическому строительству, это замена его фигурой весьма подозрительной, граничащей с буйством, неврастенией, упадочничеством, хулиган­ ством. Мы категорически с тем комсомольцем тов. Фридманом, который пишет в „Комсомольской Правде“ от 1 8 /1 2— 2 7 — „Один техник куда более необходим, чем десяток плохих поэтов“. Мы согласны даже выкинуть слово „плохих“. Недопустимо и отвратительно, что у нас в литорганизациях СССР 12000 ( две-

2

надцать тысяч) поэтов и беллетристов, а-нашим газетам нехватает грамотных очеркистов и репортеров. Пассеист, когда-то прикидывавшийся обиженным „недозволен­ ными приемами“ футуристов, когда-то всплескивавший руками от всего своего интеллигентского деликата, видя покушение на чти­ мую мертвечину, ныне располагает полным арсеналом каких угодно приемов, проявляет любую ловкость рук и приверженность к мылбезу. Мало того, пассеист научился клясться Марксом и Лениным. Разве не характерно, что Ленина, антифетишистичнейшего из людей, Ленина, отвечавшего на вопросы о новейшем искусстве осторожными словами — я в этом не специалист — Полонские пы­ таются („Красная газета“ тому пример) выставить каким-то безапел­ ляционным лефогонителем? Ну что ж! „Воспоминания“ — не бумага, все стерпят. Но у Лефа есть союзник. Это — лозунг культурной революции. Это — директива, имеющая огромный социальный резонанс, с ко­ торой, в ее принципиальной формулировке, без остатка совпадает идеологическая работа, проделанная Лефом за 5 лет. Когда тов. Бухарина тошнит от шовинистической экзотики лите­ ратурных руссопетов ,— когда тов. Бухарин говорит о нужном нам типе нотовца-строи- теля, противопоставляя его стихийному „добру-молодцу“, — когда тов. Бухарин говорит о том, что „если бы в один прекрас­ ный день исчезли материалы и документы о нашей революции и осталась бы одна художественная литература, то по ней можно было бы получить неверное представление о нашей современности“ ,— во всех этих случаях мы приветствуем нужный современью удар по воинствующему пассеизму. Мы знаем— борзые перья воинствующих пассеистов уже спешно прилаживают лозунг „культурной революции“ к идейкам о приятии наследства и убегании в спасительные „назад к . . .“, а всяческие „громпобедыраздавайсики“ уже готовы клясться этим новым ло­ зунгом над каждым балериньим дрыгом, над каждым радиопере- дачным камаринским. Это нас не смущает. За лозунг надо бороться, правильную его реализацию надо завоевывать. Правильно взятая и поставленная на рельсы дела мысль раздавит двуногую обле­ пиху, для которой вся система идей есть не что иное как обіптем- пелеванный вид на жительство неприкосновенных довоенных, ме- щанственных вкусов. Мы, лефы, ведем свое начало от „Пощечины общественному* вкусу“. Яростной рукой, как и тогда, готовы мы нанести пощечину эстетической стабилизации сегодняшнего дня, но товарищески пожмем руку тем, кому радостно итти с нами по дороге делания классово-нужных вещей, строить жизнь реально-прекрасную, а не состряпанную художником, организовывать настоящих людей, а не бумажных, выдуманных беллетристом.

3

1*

Шум Унтергрундена.

Н. Асеев. Всем молодым в лице Семы Кирса­ нова. 1.

Огромная буква U — Гуденье

железной подземки ...

Такуіб бы —

к нам, в Москву,

На радость

Кирсанову Сёмке;

■Чтоб шел

этот долгий гул Не только в стихах, — на деле; Чтоб ноги его на бегу Не так от пробежек гудели; Чтоб в сизый, морозный дым Не мчать им пешком, задыхаясь; Чтоб

всем делам молодым

Легла бы

дорога такая,

Чтоб город

подрывши,

поднявши

На каменную ступень, Светилась бы

в жизни нашей Огромная буква П. 2 . Унтергрундена крупный гром нарастающе - уходящий. Он

кварталы сжимает в ромб,

в подземелья

панели таіциг.

4

Унтергрундена

рокот и шум

Под рекламами

и фонарями...

То

над городом

плавно вишу,

То

под город

внезапно ныряю.

Унтергрундена

круглый свод

Широко

свои трубы раскинул ...

Это

город,

волнуясь, живет,

Это —

кишки урчат городские.

3.

П оезд

с шумной улицы

под землю врос,

всех моих соседей

будто сделал Гросс!

Жалкие и горькие —

томят и злят,

Смоченной коркою

слезится взгляд . Здесь совсем особенный, с н я т о й народ: Сжатый и спрессованный в улыбку рот. Бледненькой улыбочкой засох , зачах: — Платьице не выпачкай! — не три плеча! Трачены и порчены черным днем, матери и дочери сошлись в одном; Вбито и научено

навек в висок:

— Пальцами закручивай , держи кусок!

Стираны и штопаны

и грусть и честь,

Разговоры шопотом

подходят здесь .

Сдавлены и выжаты

и грудь и рост.

Словно —

тени движет их

художник Гросс!

4.

А над ними —

духами обвеиваемая,

непохожая жизнь потекла в теплоту

магазина Вертгеймова,

в фейерверки

цветных реклам.

А над ними —

широкий и плоский,

Как железный

искусственный блин,

растянулся

в асфальтовом лоске

Сыго-серый

тяжелый Берлин .

Ручейками

шипят моторы, обтекающие островки, Где за плюшем

нависнувшей шторы

полированный

мрамор руки. Меж шуршащих колес не отыщешь Этой

чинно-жеманной нужды,

Лишь

обрубки

Вильгельмовских нищих

Точат взгляд,

как зазубренный штык.

5 .

Мы построим не хуже, не хуже! Мы построим такую же, НЕТ! Мы построим Н е сумрачный ужас, а

с п о к о й н о - с и я ю щ и й с в е т !

Нам поможет

судьбы нашей опыт,

миллионам

открывший глаза,

мы не будем

ссыхаться и штопать,

поджимаясь

под шиберов зад.

И московские дни вспоминая, я свободней и чище дышу: Н а ш а будет

д о р о г а иная, —

н е г л у х о й

Унтергрундена ш у м.

Наша буд ет

без. лязга,

бе з грома,

Г л у б ж е э т о й

весь мир изменя...

Стань лицом ко мне, молодость-Сема, Слушай лучше отсюда меня!

1928 г. Берлин.

Культ предков

и литературная современность.

В. Перцов

I. Современная литературная критика провозгласила „художествен­ ный реализм“ стилем пролетарской литературы. Никто не знает, что такое реализм и, в особенности, пролетарский реализм в искусстве.

7

Журнал „На литературном посту “ , который ставит своей задачей воспитывать молодых рабочих писателей, несколько раз хотел объяснить этот термин, впрочем , совершенно невразумительно *. Истощив свои силы в бесплодных попытках, орган ВАППа пере­ шел к тому, что стал говорить не теоретическими обобщениями, а прямыми практическими примерами. Реализм — это то, как писали классики, в частности и в особенности Л. Толстой. Если писатель хочет быть реалистом , он должен учиться у клас­ сиков. Учоба у классиков и реализм—вещи неотделимые друг от друга. Как учиться? Конечно, „критически“ . Что значит „критически“? —Н еи зв е с тн о . Во всяком случае нигде в журнале не сказано. До каких пор учиться? Когда приступать к самостоятельной творческой работе?—-Не выяснено. В представлении руководителей вапповского журнала, учоба вырастает в нечто самодовлеющее, официально признанное, подав­ ляющее и безграничное. ( „ У ч ит с я у Д о ст о е в с к о го ( и у Т о л ст о го ) С ем ено в хо р ош о , без р а б с к о й п о д р аж ат е л ь н о ст и , а т а к , к а к у ч и т с я н а ст о ящ и й п и ­ с а т е л ь , о б л а д аю щ и й своей п и с ат е л ь с к о й и н д и в и д у а л ь н о ст ью ,— к а к у ч и т с я Ю р и й О л еш а у ф р а н ц у з с к и х м а ст е р о в , Ф ад еев— у Т о л ­ ст о го , С в ет л о в— у Г е й н е , В и с . С а я н о в— у а км еи ст о в , Б а г р и ц к и й — у с т а р ы х р о м а нт и к о в , п р е о д о л е в а я у ч и т е л е й , в к о р н е п е р е р а б а ­ т ы в а я и х и и з м е н я я и х н а с л е д ст в о “ (№ 20 , статья „В поисках гармонического человека“)— читаем мы в о д н о й ст ать е2. Насчет „к орн я“— это сказано для округленности , так сказать , для баланса фразы . Какой уж тут корень, когда для того чтобы отодрать Фадеева от Толстого одному из напостовских критиков приходится в журнале „О к т я б р ь “ писать статью в целый печатный лист, оспаривая путем всяческих домыслов собственные, по личному произволу набранные цитаты! Но не в этом дело . Нестерпимо самое это распределение мо­ лодых писателей по признаку кто у кого учится, эта приписка молодого писателя к старому как к призывному участку. Много ли таких учителей? Все ли годятся в учителя? И вот оказывается , как это читаем мы в другой уже статье того же но ­ мера, что „бо льш и н ст во п о эт о в перво го п р и зы ва р а н о п о н я л о , чт о н а и з у ч е н и и о д н и х со вр ем е н н и к о в бо л ьш ой к у л ь т у р ы ст и х а не д о ст и гнеш ь . Н а д о х о р ош о з н а т ь к л а с с и ч е с к ую л и т е р а т у р у , „чтобы сп о ко й но с р а с ч ет о м вы брат ь себе д о п о л н и т е л ь н ы х в л и я ­ т е л ь н ы х о соб“ („Поэтический м олодняк“). Здорово сказано , всерьез: „чтобы спокойно, с расчетом выбрать“ и с этакой мягкой, мудрой иронией: „дополнительных влиятельных о с о б “! 1 См. нашу статью „Какая была погода в эпоху гражданской воНны“ в № 7 „Новый Леф“ за 1927 г. 2 Тов. Ермилова. 8

„С к аж ды м годом спи со к и х (особ) р а сш и р я ет с я : к и м е н а м П уш к и н а , К о л ь ц о в а п р и б а в и л с я Тют ч е в ( у ч е н и к Уш ако в ) , Я зы к о в (У т к и н ) , Г е й н е (С в ет л о в ) , Э д га р П о , Ш е в ч е н к о ( Б а г р и ц к и й ) . П о ­ эт а м вт оро го п р и зы в а о ст а ет с я н а д о лю б е с кон ечное р а з н о о б р а ­ з и е р у с с к о й и м и р о в о й п о э зи и , едва з а т р о н ут о е ст а рш и м и со­ б р а т ь я м и по п ер у . Сты д но п р и з н а т ь с я , но эт о т а к — к р о м е Д е м ь я н а Б е д н о го у н а с н ет п р о д о лж ат е л е й н е к р а со в с к о й м у зы ; л и р и к и не за м е ч а ю т м а ст е р ст в а ф ормы Ф ет а , Ж у к о в с к о г о “ (№ 20 , стр. 69). Перед нами болезненное разбухание лозунга учобы , чрезвычайно показательное. Жуковский , конечно , не предельный пункт. В своем гражданском негодовании напостовский критик только перевел на нем дух , и несомненно, что следующий выдох придется уж е на Д ерж авине или Кантемире. Ведь „с каждым годом список их расш иряется“. Автор статьи, торжественно изрекающий эту истину, и журнал , безмятежно ее печатающий, не замечают, что они готовят материал для литературного курьеза. В самом д ел е , „м етодика“ учобы заключается в том , чтобы в пыли веков разыскать особу, „не затронутую старшими собрать­ ями по п е р у “ (п ервое условие) . Если этому условию „ о с о б а “ удовлетворяет , то нужно, чтобы она пришлась по вкусу, чтобы ее литературное наследство „п о ­ нравилось“ молодому автору , ищущему покровительства, чтобы оно ему импонировало (второе условие). Никаких объективных норм не существует . Нацепив себе на голову средневековый рыцарский шлем, молодой писатель стилизует его под противогазовую маску. Если в свое время шлем защищал лицо от ударов на рыцар ­ ских поединках , то сейчас, с точки зрения газовой войны, он пре­ вратился в бутафорию . Точно так же и писатель берет литературный прием предка, направленный на обслуживание определенного общ ественного класса, и вместо современной социально-нужной литературы со здает „п ро ­ тивогазовую “ бутафорию . Во всех этих рассуждениях насчет „учобы “ и „р е али зм а“ господствует голый формальный подход к литературе . Литератур ­ ное произведение понимается как чистая форма, которая может быть перенесена в любую социальную среду. Как бы ни называли себя те люди, которые не отдают себе отчета в социальной функ­ ции литературного произведения, взятого как ц ел о е— вагіповцами, напостовцами, воронцами и пр .,— как бы ни именовались те , которые не понимают неповторимости воздействия литературного произведения в конкретной исторической обстановке, которые не замечают исторических конфликтов в развитии литературного ремесла,— все они являются вредными, поверхностными формали- стами-идеалистами. Им должна быть объявлена война не на живот, а на смерть.

9

Почему-то эти люди думают, что классики , у которых они зовут учиться, были „классиками“ от рождения. Больш е того , по- ихнему выходит, что классики во всем были согласны между собой и являли пример добропорядочного литературного поведения и по­ читания предков . Но ведь известно, как стоял вопрос о литературной учобе для самих предков . В 1795 году И. И. Дмитриев, автор замечательной вещи „Чужой т о л к “ , недоумевал , отчего это одописцы его времени не трогают сердца читателя, хотя они и пишут по всем правилам пиитики, то есть прошли учобу у „классиков“ его эпохи. Возьму ли, например, я оды на победы, Как покорили Крым, как в море гибли шведы: На праздник иль на что подобное тому: Тут найдешь то, чего б нехитрому уму Не выдумать и ввек: „зари багряны персты“ И „райский крин“, и „Феб“, и „небеса отверсты“. Так громко высоко, а нет, не веселит И сердца, так сказать, ничуть не шевелит. Эта стихотворная рецензия интересна, как разоблачение штам­ пов и писательской механики предков. Начиная с Тредьяковского , ведется ожесточенная борьба за дем о ­ кратизацию литературного языка. В предисловии к одной из первых в ту пору книжек п еревод ­ ной беллетристики Тредьяковский писал: „На меня, прошу вас покорно, не извольте гневаться, буде вы еще глубо­ кословные держитесь с л о в е н щ и з н ы,— что я оную не словенским языком перевел, но п о ч т и с а м ы м п р о с т ы м русским словом, то есть каковым мы м еж с о б о й г о в о р и м... Ежели вам, доброжелательный читатель, покажется, что я еще здесь в с в о й с т в о н а ш е г о п р и р о д н о г о я з ы к а н е у м е т и л, то хотя могу только похвалиться, что все мое хоте­ ние имел, дабы то учинить.“ Тредьяковский осторожно , чтобы не вышло на „манер д е р ев ен ­ ский “, но настойчиво отрицает литературные образцы своих пред ­ ков, упрощая и совершенствуя язык правящей группы. Одописец Ломоносов считался единственным классиком. Не у него ли учился Карамзин, когда создавал первую худож ествен ­ ную прозу „Письма русского путеш ественника“ и „Бедную Лизу “? Очевидно, адмирал Шишков считал Ломоносова „реали стом “ , а попытки Карамзина приблизить русскую прозу к разговорному языку отрицал как „ф утури зм “. А Пушкин в своей заметке „О с л о г е “ вот уже что говорит о прозе Карамзина: „Вопрос: Чья проза лучшая в нашей литературе? Ответ: Карамзина. Это еще похвала небольшая. Скажем несколько слов о сем почтен...“ Все тут подробности сраженья нахожу, Где было, как, когда,—короче я скажу В стихах реляция! Прекрасно! А зеваю! И бросивши ее, другую раскрываю,

10

Здесь текст обрывается, но оценка уже сделана. Одним словом, не история литературы получается, а история неуважения одного предка другим по нисходящей линии! Но может быть так было до Октябрьской революции? Может быть, этот , так сказать, „х ам еж “ в историческом масштабе прекра­ тился, как только на арену истории выступил победивший пролета­ риат, класс благодарный, любезный и почтительный к услугам спецов предшествующих поколений? Может быть, и вправду, как говорит напостовский критик, наше поколение , поколение великой пролетарской революции, покрывает себя несмываемым позором , так как „наши лирики не замечают мастерства формы Ж уко в ско го “? Может быть, нужно срочно установить наблюдение и немедленно, в порядке ударной работы , заметить это уклоняющееся мастерство и поставить его на службу партии и советской власти? Проверим себя на Жуковском . II. Лозунг насчет учобы у классиков сейчас уже потерял автора. Сейчас все повально его твердят — и так называемые попутчики и напостовцы. У нас попутчики понимаются вроде как литературные спецы, которые больше успели в этой учобе, но плоды ее часто направляют во зл о благодаря своему классовому положению. Однако несомненно, что в порядке преемственности лозунг учобы от попутчиков перешел к вапповцам. Роль спецов-техноруков у нас выполнили попутчики, а ВАПП выступил в качестве передаточной инстанции, пользующейся до ­ верием. Поправки, которые внесли вапповцы в теорию попутчиков „искус­ ство как метод познания ж и зни “ , так же несущественны или произ- водны, как меры по охране труда, например ограждения около привод­ ного ремня, связанные с установкой новой машины. „Живой чело ­ век“ , реализм и учоба у классиков — таковы господствующие в на­ стоящее время лозунги , передвинувшиеся справа налево по всему фронту. Ценное признание делает Ю. Либединский: „ Я з н а ю ц е лы й р я д т о ва р ищ ей , к от о ры е сейчас и з у ч а ю т к л а с ­ сиков с к о л о с с а л ь н ы м в н и м а н и ем . Я , н а п р и м е р , п ер ед „К ом и сса ­ р а м и “ п е р е ч е л „ В о й н у и м и р “ и Т ур ге н е ва . То ж е сам о е с д е л а л и Ф адеев п еред „ Р а з г р о м о м “. Получается нечто вроде утренней молитвы. „Без бога — ни до порога“ . Наши пролетарские писатели принялись за классиков с тем большим ожесточением, чем больше они в свое время начи­ тались попутчиков. „Н еделя“ Либединского возникла как ответ на рассказ „При дверях“ Пильняка. Формула здесь примерно такова: „Пильняк показывает, как коммунисты пьянствуют с интелли­ генцией в эпоху военного коммунизма. Это неправильно. Неудиви­ 11

тельно , что Пильняк замечает только пьянство и не видит пафоса гражданской войны, — ведь он попутчик. Давай-ка выдумаю другой рассказ и скомбинирую других людей. Клин клином вышибают — по русской пословице. Пильняк учился у классиков , и я буду учиться выдумывать у классиков , только возьму самых лучших и главных — Толстого , Тургенева, Достоевского , но покажу все в пролетарском д у х е“ . Так была провозглашена учоба из первых рук — у классиков. Но вот ближайшие к нам ряды классиков оказались сравнитель­ но быстро распределены . Между тем растут новые кадры потреби­ телей , то бишь писателей, и спрос на „влиятельных о со б “ не оску­ девает. Следовательно , нужно увеличить число „влиятельных о со б “ , чтобы на всех хватило . Как на зло , число этих особ в каждую данную эпоху строго конечное. Можно, конечно, на одну нава­ литься кучей, но это уже не тот вкус. Вывод отсюда только один: будем копать глубже. Если девятнадцатого века не хватило, ахнем в восемнадцатый, а там еще и средние века остаются, и в запасе памятники народной словесности! Василий Андреевич Жуковский надвигается на советскую совре­ м енность— в этом ходе мыслей — как нечто глубоко закономерное, я бы сказал — неотвратимое и фатальное. Если раньше некоторые идеологи пролетарской литературы при­ зывали учиться у эпох возвышения и расцвета классов, у созвуч­ ных нам эпох революционного нарастания и подъема, го сейчас как будто вся прошлая литература уравнена в правах на влияние, обращена в плоскость — и притом... наклонную. Не ждали мы, не гадали , но пятилетка культурной революции, в которую мы вступаем, может оказаться пятилеткой имени Ж уков ­ ского. Не Ж уковского — инженера, профессора авиации, нашего современника, именем которого названа советская Академия воздуш ­ ного флота, — это было бы знаменательно, — но Ж уковского — предка, представителя реакционного крыла романтизма, врага про­ гресса своего времени, гробокопателя старины. Этот поэт „чувства и сердечного воображ ения“ начал свою ли ­ тературную карьеру „Мыслями при гробниц е“ ; первое его высту­ пление в печати продолжило взятую им погребальную линию — это был перевод элегии „Сельское кладбищ е“ — и уже на склоне лет завершилось письмами и статьями о западно-европейских рево ­ люциях, в которых он проповедывал , „что, вооружаясь на сущ е­ ствующее зл о в пользу будущего , неверного блага [человек] на­ рушает вечные законы правды “ . С ранних лет он, по собственному признанию, „живо почув­ ствовал ничтожность всего подлунного , и вселенная представилась ему гробом “ , но он с поразительным тактом охранял неприкосно­ венность российской части гроба , уводя современников в заоблач­ ные выси и отвлекая их от практических задач. Время в общественном смысле было глухое, люди ходили при­ битые. Давило сознание несбывшихся надежд и подкошенных стре­

млений. Чем-то — в смысле настроения — оно напоминает период реакции после 1905 года. Меланхолик Жуковский был чрезвычайно ценным человеком для полицейского государства. Лучший друг нам в жизни сей — Вера в провиденье. Влаг зиждителя закон: Здесь несчастье — лживый сон, Счастье — пробуждепье. Или: Здесь радости — не наше обладанье; Пролетные пленители земли Лишь по пути заносят к нам преданье О благах, нам обещанных вдали; Земли жилец безвыходный — страданье: • Ему на часть судьбы нас обрекли; Блаженство нам по слуху лишь знакомец; Земная жизнь — страдания питомец. Этот благостный тихоня очень тонко и умело „р а зл а г а л “ рево ­ люционную буржуазию своей эпохи. Неустанно долбил о тщете всего земного, твердил о переселении душ , воспевал на потребу филистерам всеобщие чувства трогательной любви и нежной дружбы. Для сердца —; прошедшее вечно. Страданье в разлуке есть та же любовь, Над сердцем утрата бессильна. И скорбь о погибшем не есть ли, Эсхин, Обет неизменной надежды, Что где-то в знакомой, но тайной стране Погибшее нам возвратится. Он говорил про себя: „Один не могу ни о чем думать, потому что не имею материи для мыслей“ , потому и стал переводчиком. Но переводил только идеологически выдержанные вещи и безоши­ бочно маневрировал среди бурной протестантской литературы р а з ­ буженной Европы . Предметом для своих „вольных подражаний“ избрал экзотику — вневременную и едва ли не внепространственную, если принять во внимание пути сообщения того времени: „Наль и Дамаянти“ — индийская повесть, „Рустем и З о р а б “ — персидская, „Камоэнс“ — испанская; если же брал отечественный материал, то обезвреживал и обеспложивал его: русскую природу идеализовал на манер швей­ царской Аркадии, русскую народную старину стилизовал под Аттилу, русских крестьян делал из немецких, изменяя только имена, без всякого зазрения совести („О вся ны й к и с е л ь " ) . Если взять Ж уковского в историческом ряду писателей — его предшественников и ближайших вслед за ним, то окажется, что он меньше всех работал на современном ему материале. Излюбленным жанром его поэтической работы совершенно з а к о ­ номерно стала элегия — тонкая штучка, посредством которой уда­ 13

валось переводить конкретную общественную неудовлетворенность в план идеальный, невещественный, бесплотный, одним словом — „высший“ , превращая социально-опасное беспокойство в расплыв­ чатую „то ску “ , в „элегическую“ неудовлетворенность „душ и“ . Его современники и друзья негодовали. Вяземский писал в 1821 году: „У Жуковского все — душа и все для души. Но душа, свидетельница настоящих событий, видя эшафоты, которые громоздят для убиенья народов, для зарезания свободы, не должна и не может Ѵеряться в идеальной Арка­ дии. Шиллер гремел в пользу притесненных, Байрон, который носится в облаках, спускается на землю, чтобы грянуть негодованием в притесни­ телей, и краски его романтизма сливаются часто с красками политическими. Делать теперь нечего. Поэту должно искать иногда вдохновения в газетах“. Но Жуковский как раз и боролся с газетой при помощи к л ад ­ бищ, летучих мышей, привидений, завываний ветра, луны , савана, гроба и прочего погребального ассортимента. Если бы „романтического разочарования“ не существовало, то феодальная монархия должна была бы его выдумать. Те настроения, которые сейчас мы называем упадочничеством, в ту пору , как и сейчас, понижали общественную самодеятельность. В 1824 году Кюхельбекер издевался над „мастерством формы“ романтической поэзии: „Все — мечта и призрак, все мнится и кажется и чудится, все только будто бы, как бы, нечю, что-то... ...луна, которая, разумеется, уныла и бледна, скалы и дубравы, где их никогда не бывало, лес, за которым сто раз представляют заходящее солнце, вечерняя заря, изредка длинные тени и привидения, что-то невидимое, что-то неведомое, пошлые иносказания, бледные, беззвучные олицетворения Труда, Неги, Покоя, Веселья, Печали, Лени писателя и Скуки читателя; в особен­ ности же туман — туман над водами, туманы над бором, туманы над полями, туман в голове сочинителя“ ( .М н ем о зи н а “). А в 1927 году современный критик приглашает пролетарских поэтов учиться у Ж уковского и упрекает их за то , что они не за ­ мечают „мастерства формы“ Жуковского . Но ведь то , над чем изде­ вался Кюхельбекер, ведь это и есть элементы формы. Ведь заим­ ствование даже элементов — эго не что иное как проповедь писа­ тельской лени с маленькой буквы , уже осужденной Кюхельбекером, когда она писалась с большой. Однако , как мы видели выше, эти формальные элементы лиша­ ются смысла вне той целевой социальной установки , которую они обслуживали . Практически немыслимо воспользоваться ими сейчас, т. е., как наивно воображают ныне многие, „взять форму у клас­ сиков“ , без того чтобы на обшлагах рукава не притащить микро­ б о в— чуждого и вредного социального воздействия. Эту истину очень тонко понимал в 1852 году управляющий Третьим отделением генерал Дуббельт . Когда возник вопрос о пе­ чатании заграничных статей Ж уковского , в которых тот громил революцию, Д уббельт представил в Главное правление цензуры свой отвод: 14

„Хотя его (Жуковского) суждения клонятся к тому, чтобы обличить человека, удалившегося от религии, и представить превратность существу­ ющего ныне образа дел и понятий на Западе, тем не менее вопросы его сочинений духовные слишком жизненны и глубоки, политические слишком развернуты, свежи, нам о д н о в р е м е н н ы , чтобы можно было без опасе­ ния и вреда представить их чтению юной публики. Частое повторение слов с в о б о д а , р а в е н с т в о , р е ф о р м а (курсив Дуббельта), частое возвращение к понятиям д в и ж е н и е в е к а в п е р е д , в е ч н ы е н а ч а л а , е д и н с т в о н а р о д о в , с о б с т в е н н о с т ь е с т ь к р а ж а (курсив Дуббельта) — и тому подобных останавливают на них вни­ мание читателя и возбуждают деятельность рассудка (I). Размышления вызывают размышления, звуки — отголоски, иногда невер­ ные. Благоразумнее не касаться той струны, которой сотрясение произвело столько разрушительных переворотов в западном мире и которой вибрация еще колеблет воздух“. Недаром Дуббе/іьт был в свое время предметом общ его ужаса он был квалифицированным, научно-образованным реакционером, понимал толк в формальном анализе литературного произведения. Дуббельт был п р о т и в с л о в (!): свобода, реформа , движение, равенство, единство народов, и з а слова: туман, гроб, луна, клад ­ бище, развалины, саван... Этот последний ряд слов воплощает в себе чрезвычайно ярко социологическую сущность поэзии Ж уковского . Они же, как мы видели на анализе Кюхельбекера, представляют собой и наиболее острую ее формальную характеристику. Если к тому же учесть, что „мастерство формы“ Жуковского , та оправа, в которую были вста­ влены эти слова, одобренные генералом Дуббельтом , была э л е г и я , то мы полностью отдадим себе отчет , в чем должна состоять реально учоба у Жуковского . Так, несомненно, генерал Дубб ельт полностью подписался бы под тезисом „учоба у Ж уковско го “ и одобрил бы следующие слова и такое, к примеру, их соединение:

Родимая! Ну, как заснуть в метель! В трубе так жалобно И так протяжно стонет. Захочешь лечь, Но видишь не постель, А узкий гроб И что тебя хоронят. Все встречаю, все приемлю, Рад и счастлив душу вынуть, Я пришел на эту землю. Чтоб скорей ее покинуть.

Или:

Или вот ещ е слаще:

Все мы, все мы в этом мире тленны, Тихо льется с кленов листьев медь... Будь же ты вовек благословенно, Что пришло процвесть и умереть.

1 5

Учился ли Есенин у Жуковского? Неизвестно, биографами ещ е не установлено, но это и не важно. Важно то, что одинаковое лите­ ратурное задание, одинаковая социальная функция вещи по тр ебо ­ вали и соответствующих выразительных средств. Жуковский выполнял положительную работу для своего класса, Есенин выполнял отрицательную работу с точки зрения нового господствующего класса. Элегия как литературная форма ослабляла революционную волю нарождавшейся буржуазии и тем самым укрепляла феодальную вер ­ хушку. Есенинская элегия в эпоху диктатуры пролетариата, сохраняя характерные признаки жанра — разочарование, нытье, чувствитель­ ность, стала знаменем умирающих людей и классов. У Есенина хватило прозорливости , чтобы определить объектив ­ ный смысл своей поэзии: Чему же зовет учиться у дедушки Ж уковского наш напостов- ский критик? „Мастерству формы“? Но вот она, к примеру, та форма, в которой был силен Жуковский, — элегия. Как ее приспо­ собишь? Может ли быть веселая, бодрая элегия, дающая жизнен­ ную зарядку? Нет, это нечто обязательно унылое, заунывное, ску ­ лящее. Можно ли, например, написать „Элегию на увядание капи­ тализма в мировом масштабе“? Можно, но это будет обязательно плохо и вредно. Можно ли написать „Элегию на смерть товарища Д зерж ин ско го“? Можно, все можно, но это будет похабно и непра­ вильно, ибо в смерти Д зержинского , факте потрясающе невеселом, нет элегического материала. Разве не лучше, как Феликс Эдмундович, сердце отдать временам на разрыв? Какая же тут, к чорту, элегия. Если призыв учиться у Ж уковского не является только бессо­ держательной фразой , каких — увы — сейчас произносится слишком много людьми, вообразившими, что сущность литературной критики в ее безответственности, то учоба эта неминуемо будет порождать литературных уродцев и выкидышей. Как бы критики ни называли их возвышенно в свое оправда ­ н и е— „поэт пролетарского р о м а н с а “ , „бард романтизма“ , все равно это явления глубоко противоестественные и прискорбные. На материале Ж уковского хорошо видна та фальшь, к которой приводит лозунг учобы у классиков , но принципиальная сущность дела не меняется и при другом материале. Попытка пересадить Мы многое еще не сознаем, Питомцы ленинской победы, И песни новые Постарому поем. Как нас учили бабушки и деды.

1 6

КАДРЫ ИЗ Ф ИЛЬМ : „ I l -Й “ ПРОИЗВОДСТВО ВѴФКУ

РУКОВОДИТЕЛЬ Д. ВЕРТОВ , ОПЕРАТОР М . КАУФМАН

литературный жанр, канонизированный в определенных обществен­ ных условиях, в другую эпоху и среду оканчивается плачевно для жанра, эпохи и среды. III. Каково все эго читать или слушать ч е л о в е к у , ’ который верит в творческие силы революционной культуры! Помоему, он ещ е больш е должен верить в эти силы, если из недр революционной советской культуры подымается течение, к о то ­ рое восстает против бессмысленного, вредного формального культа предков и отстаивает подлинно современное отношение к ним, достойное научного мировоззрения пролетариата. Культ литературных предков, хотя бы он и выражался только в почтении к их так называемому „мастерству формы“ , представ­ л яет собой не что иное как одну из форм неверия в творческие силы пролетариата. Нам свойственны почти мистическое п р еклон е ­ ние перед старой культурой и затаенная вера в ее превосходство, что бы там ни говорили ... Культ литературных предков — это есть форма писательской лени, о которой говорил Кюхельбекер , бичуя штампы романтиче­ ского стиля. У нас страшное желание присоединиться к тому или другому, уже созданному, уже бывшему художественному течению, освященному преданием, сделав к нему приставку „пролетарский“ или „социалистический“ . Ленивый писатель, который под тем предлогом, что он де п е р е ­ рабатывает „наследство“ , на самом деле живет на чужой ли тер а ­ турный счет, представляет собой худший вид тунеядца , ибо за свое безделье он ещ е пользуется и уважением в счет этого „наследства“ . Пушкин в замечательной заметке „О причинах, замедливших ход нашей словесности“ , говорил: „П ро за наша ещ е так мало обра­ ботана, что даже в простой переписке мы принуждены создавать обороты для понятий самых обыкновенных, и леность наша охот­ нее выражается на языке чужом, коего механические формы давно уже готовы и всем известны“ . Он признавал причиной, зам едлив ­ шей ход нашей словесности, общ ее употребление французского языка и пренебреж ение русским. „Все наши писатели на то ж ало ­ вались, но кто же виноват, как не они сами?“ Действительно, на французский язык жаловались все передовые литературные работники. Карамзин прямо стонет: „Тут новая беда: в лучших домах говорят у нас более по- французски !“ („О т ч е го в Р оссии м а л о а в т о р с к и х т а л а н т о в ? “.) „Беда наша, что мы все хотим говорить на французском и не думаем т р у д и т ь с я над обрабатыванием собственного языка! Му­ дрено ли, что не умеем изъяснять им некоторых тонкостей в раз­ говоре?“ („О лю б в и к от еч е ст в у и н а р о д н о й го р д о ст и “.) То, чем для литературной эпохи Пушкина был французский Язык, теперь для литературных заданий пролетариата представляет собой примерно классическая художественная литература.

Н о в ы й Ле ф 1

2

1 7

Пусть бы те , которые более всего ратуют за учобу у класси­ ков, хоть на миг остановились и задали себе вопрос: „А каково было им, тем, у кого сейчас мы зовем учиться? Как и у кого учи­ лись сами классики?“ Литературная задача Пушкина была ничуть не менее сложна, ■своеобразна и ответственна, чем та задача, которая стоит сейчас перед писателем пролетариата. Как расположились в разрешении этой задачи элементы литературной традиции и изобретения? Bor вопросы, которые нужно ставить, говоря об учобе у клас­ сиков. Без постановки этих вопросов лозунг „учобы “ становится реакционным и с общественной и с литературной стороны. Сознание этих проблем проблесками мелькает у некоторых, бо ­ лее глубоких защитников этого лозунга. В блестящей статье т. Л у з - гина „Герой третьей линии“ , посвященной разоблачению одного из самых глупых новоявленных наших критиков , о котором прихо­ дится говорить в силу его внешней, случайной связи со многими печатными изданиями, есть следующее место: „Он (Полонский) приравнивает „специалистов“ литературы к инженерам и военным специалистам... О „специалистах“ литтехники можно говорить лишь крайне условно , памятуя, что литература есть область идеологии и „литспециалисты“ , кто бы они ни были, есть специалисты-идеологи“ . В этой, наиболее общей формулировке мысль т. Лузгина реши­ тельно уничтожает мечты его товарищей по журналу о „влиятель­ ных о соб ах“ . Попадаются отдельные здравые мысли и в статье Н. Берковского „Стилевые проблемы пролетарской п р о зы “ , еще не законченной, но, как можно уже судить, страдающей отсутствием правильной общей установки . Автор на ряде примеров показывает ту мысль, „как „техникой“ утверждена идеология“ , т. е. основное положение нашей статьи „Идеология и техника в искусстве“ , напечатанной в № 5 „Нового л еф а “ за 1927 год. Ложно-классическая пирамида из десяти „влиятельных о соб “ — Пушкин, Толстой, Достоевский, Тургенев, Чехов, Тютчев и т. д . , список которых, по уверению критика, „с каждым годом все рас­ ширяется“ , уходя, по логике вещей, в глубокую д р е вн о с ть ,— д о л ­ жна быть опрокинута. Судьба французского языка, на котором говорили ленивые со­ временники наших передовых литературных предков, должна по­ служить примером для нас, активных современников революции, в нашем отношении к классикам. За такую учобу у классиков мы голосуем! Литература не может развиваться из заранее данного, опреде­ ленного , застывшего числа влиятельных элементов. Совершенно бессмысленно искать в веках то или другое усл о в ­ ное художественное направление, для того чтобы сделать на него формальную ориентировку новой литературы . Это— вредная утопия. Пушкин, говоря о свойствах новой прозы своего времени, тр е ­

18

бовал: „Точность, опрятность — вот первые достоинства п ро зы “. Его литературная реформа оказала гигантское влиянье на общий язык. Он не называл свою прозу ни реализмом , ни романтизмом, но он конкретно указывал те задачи, которые нужны были его эпохе. И нам сейчас нужно искать шефства для сегодняшней литератур­ ной работы не у мастеров эстетического воздействия в прошлом, но в реальных задачах, которые ставятся перед мастерством слова сегодня. Мы должны будем тогда анализировать, не танцуя от печки сложившейся художественной литературы . Многие с удивлением увидят прямые практические задачи новой словесной культуры , не имеющие ничего общего с эстетическим воздействием литератур­ ных памятников, — задачи, которые целиком выдвинуты беспример­ ной исторической эпохой. Пост -скрипт ум . Возьмите книгу И. И. Степанова-Скворцова „Электрификация РСФС Р “ (ГИЗ . 1923 г .) и читайте в ней на странице 314 следующее: „К сожалению , создание новой литературы идет у нас с о т ­ чаянной медленностью. Обнаруживается тенденция двигаться по линии наименьшего сопротивления. Составляются громадные и зда­ тельские программы со многими десятками авторов, рассчитанные на многие десятки сотен печатных листов. Очевидно, в интересах „полноты“ и п о том у убийственно-неотразимому соображению, что каждый „образованный человек“ долж ен знать, по каким этапам двигалась ііаша общественная мысль, в эти издательские планы добросовестно всовывается все, что уже и наше поколение переж е­ вывало не без тоски, единственно по тому предрассудку , будто все это— необходимейший элем ент „образованности“ . У нас до сих пор нехватает мужества сказать, что с о в р е м е н н а я образованность мало пострадала бы, если бы мы совсем не слыхали имен Шевы- рева, Надеждина, Галахова, Аполлона Григорьева и т. д. *, что нам позволительно не умиляться перед тем, как добрые писатели из господ открывали в крепостном человека, и что критические статьи Белинского или даже Добролю бова могли волновать только их современников. Нас до сих пор душит ф и л о л о г и я , избыток с л о в е с н о г о образования. Мы с величайшим пылом 'отдаемся гробокопательству , которое должны бы осмеять, если бы оценивали Белинского, Д обро ­ любова и Чернышевского в единственно достойной их революцион­ ной перспективе, и почти ничего не делаем для действительно со­ временного, трудового производственного образования. Если так будет продолжаться и дальше, наши дети, пожалуй , тоже сумеют очень красноречиво передать содержание „Антона Горемыки“ или „Записок охотника“ , но беспомощно разведут руками, если их спросят, где и как добывается медь или цинк, насколько велики у нас запасы руд и углей . 1 Редакция .Нового Лефа“ предлагает толковать эти три буквы распро­ странительно. 2* 19

Здесь необходим крутой перелом. Наше юношество п р е ж д е в с е г о должно познакомиться с тем миром, на который направлен человеческий труд , и если бы за работу засели знающие люди, обладающие небольшой литературной талантливостью , как сумели бы они увлечь читателей живым рассказом хотя бы о наших при­ родных богатствах: о лесах Севера, об угле и рудах Донбасса, об умиравшем при власти помещиков мощном Урале, Кавказе и о не­ исчислимых богатствах хотя бы только одного Кузнецкого или Алтайского района. Это вернее, чем вся „гуманная“ литература , вдохнет в юношество пафос трудовой борьбы, пафос строительства, обновляющего весь мир. “ Леф. В № 7 „Известий Центрального Исполнительного Комитета Союза Советски:: Социалистических Республик и Всероссийского Централь­ ного Исполнительного Комитета Советов Рабочих, Крестьянских и Красноармейских Д еп у т ато в “ от 8 января сего 1928 года напеча­ тана, очевидно по недосмотру ответственного редактора И. И. С те ­ панова-Скворцова, гнусная выходка по адресу т. В. Маяковского. На странице пятой, в статейке, озаглавленной „О б одной а н к е т е “, некто Ал. Осипов позволил себе грязненький смешок по поводу иронического ответа Маяковского на нелепый вопрос об его отно­ шении к „б езнравственности “ Некрасова. Маяковский отвечал: „Очень интересовался одно время вопро ­ сом, не был ли Некрасов ш улером “ . Это дает Ал. Осипову повод подхихикнуть, что у Маяковского де интерес к Некрасову специфичен. „Каждый берет свое. Один пытается постичь творческую при ­ роду поэта, другой подходит к нему в надежде собрать сведения по части карточных вольтов“ . Тут же Ал. Осипов хвалит Демьяна Бедного за то , что тот продолжает славную поэтическую традицию Некрасова. Сам Ал. Осипов взялся, повидимому, продолжить не менее прославленную традицию сотрудника суворинского „Н ового в р е ­ мени“ — В. Буренина. Мы полагаем, что Центральный Исполнительный Комитет Союза Советских Социалистических Республик и Всероссийский Централь­ ный Комитет Советов Рабочих , Крестьянских и Красноармейских Депутатов , как издатели, не заинтересованы в том, чтобы в их га­ зете т. Владимира Владимировича Маяковского называли шулером. Мы полагаем, что нововременские нравы не к лицу советской прессе. Мы полагаем, что господам Осиповым будет указано их над­ лежащее место. В сознании сего мы уверенно продолжаем нашу работу на пре­ успеяние Союза Советских Социалистических Республик. Мы полагаем.

20

„Война и мир“ Льва Толстого. (Формально-социологическое исследование.)

I. Количество и качество материала, которым располагал J1. Н. Толстой при написании романа „Война и мир“. „Везде, где в моем романе говорят и действуют исторические лица, я не выдумывал, а пользовался материалами, из которых у меня во время моей работы образовалась целая библиотека книг, заглавия которых я не нахожу надобности выписывать здесь, но на которые всегда могу сослаться“ . Так написал Лев Николаевич в „Русском архив е“ , отвечая своим критикам. В настоящее время мы знаем список книг, которыми пользо ­ вался Лев Николаевич в это время. Список этот я привожу ниже. 2) Составленная Н. Апостоловым („Материалы по истории литературной деятельности Льва Толстого“, стр. 92 — 95. „Печать и революция“, 1927 г.). 1. Б о г д а н о в и ч М. История Отечественной войны 1812 года, по достоверным источникам. Г1. 1859— 1860 г., 3 тома. 2. Д а в ы д о в Д е н и с . Разбор грех статей, по­ мещенных в записках Наполеона. М., 1825 г. 2 3. И... Р... Походные записки артиллериста. М. 2 1835 г. £ 4. Г л и н к а С. Записки о 1812 годе. М. 1836 г. о 5. И з б р а н н ы е ч е р т ы и анекдоты государя 5 императора Александра I. М. 1826 г. 6. И с п о в е д ь Н а п о л е о н а аббату Мори и пр. ПТБ., 1813 г. = 7. Ши ш к о в , А. Краткая и справедливая повесть к о пагубных Наполеона Бонапарта помыслах о и пр. П. 1814 г. ш 8. Л и п р а н д и И. Кому и в какой степени при- s надлежит честь Бородинского дня. М. 1867 г. * 9. М и х а й л о в с к и й - Д а н и л е в с к и й . Описа- £ ние первой войны с Наполеоном. П. 1844 г. ^ 10. М и х а й л о в с к и й - Д аи и л е в с к и й. Описа- g ние второй войны. П. 1846 г. s 11. F о у. Histoire de la guerre de la Péninsule sous ~ Napoléon. Bruxelles. 4 12. L a n f r e y . Histoire de Napoléon. ~ 13. T h i e r s . Histoire de Napoléon. „'** ^ ^ 14. К о в а л е в с к и й . Граф Блудов и его время. П. 1866 г. 15. К р а с н о к у т с к и й А. Взгляд русского офи-“ цера на Париж. П. 1819 г. . ѵ Опись книг Яснополянской библиотеки. 1) „Составленная Н. Гусевым („Толстой в расцвете художественного гения-'-. Москва, 1927, стр. 47 — 48).

21

16. Д а в ы д о в . Сочинение, издание 4-е. М. I860 г. 3 тома. 17. Ж и х а р е в С. Записки современника с 1805 по 1819 г., часть I. П. 1859 г. 18. З о т о в Р. Леонид, изд. 2-е. ПТБ. 1840 г. 19. Л о б р е й х ф о н П л у м е н е к . Влияние истин- ного свободного каменщичества во все- общее благо государств. М. 1816 г. 20. Л о п у х и н . Записки некоторых обстоятельств 21. М и х а й л о в с к и й - Д а н и л е в с к и й . Описа­ ние похода во Францию. П. 1845 г. 22. М и Xa ft л о в с к и й- Д а н и л е в с к и й. Записки жизни и службы. М. 1860 г. 26. Ш и ш к о в А. Краткие записки, веденные во время пребывания при императоре Але- ксандре I. 27. Шт е й н г е л ь В. Записки касательно похода ополчения. СПБ. 28. Щ е р б и н и н М. П. Биография ген.-фельдм. 29. D u m a s A. Napoléon. 1840. 30. L’E m p i r e ou dix ans sous Napoléon. Paris. 31. E r c k m a h n - C h a t r i a n . Le conscrit de 1813. Paris. 1865. 32. M a r m о n t. Mémoires. Paris. 1857. 33. D e - M é n e v a l . Napoléon et Marie-Louise. 1843. 34. e К a p п a в о в. Растопчинские афиши. 35. g К о р ф. Жизнь графа Сперанского. 36. ^ кн. Воронцова. П. 1858 г. 1836. 1814 и 1815 года. 1834 г. 23. М и х а й л о в с к и й - Д а н и л е в с к и й . мечанне о французской армии. П. 1808 г. 24. С к о б е л е в . Подарок товарищам. П. 1833 г. 25. С п е р а н с к и й . Дружеские письма к П. Г. При- Масальскому. П. І862 г.

g о о « с

а;

s

У g

^ н 2

S' о

£

Sn

I

^

ц*

*

И с т о р и ч е с к о е о п и с а н и е мундиров. И с т о р и ч е с к о е о п и с а н и е вооружения иодежды П и с ь м е н н о е н а с т а в л е н и е Наполеона своему П а р и ж во время вступления государя императора историографу. российских ВОЙСК.

37.

^

;£ 2

38•

Ö

39.

Ц- >,

£

в

г -

t0. 41. 42. 43.

--о

D e L a s C a s e s . Memorial de Sainte-Hélène. N a p o l é o n I. Monologues... Б о h a n a p те. На о. св. Елены.

ÿ

’ P y с с к и й a p X и в за 1866, 68, 69 гг. Как видите, это количество книг приблизительно на две полки— количество не очень большое. Для сравнения нужно сказать, что в имении Дениса Давыдова было книг по истории Наполеона со­ брано до полутора тысяч томов. Мнение, что Лев Николаевич Тол ­ стой имел очень большое количество материала на руках, — эго мнение теперешних исследователей; во время написания романа оно не было распространено. „И скр а“ поместила при выходе романа карикатуру , где и зобра­ жался Лев Николаевич Толстой с источниками,причем среди ис­ точников был роман Загоскина „Р о сл а вл ев “ и книга .Л еонид“ 22