Мастера искусства об искусстве. Том II

ционного «третьего сословия». Все эти «Горации», «Бруты», «Сократы», поднимая на высокие исторические котурны бур- жуазную современность и героизируя ее, должны были вместе с тем удостоверить «всемирное» и «всечеловеческое» значение деяний этой современности и, одновременно, скрыть их вну- треннюю ограниченность. Маркс объясняет смысл этого театра- лизованного классицизма, этого переодевания в римские герои- ческие одежды: «В классически-строгих преданиях Римской республики гладиаторы буржуазного общества нашли идеалы и художественные формы—иллюзии, необходимые им для того, чтобы скрыть от самих себя буржуазно-ограниченное содержа- ние своей борьбы, чтобы удержать свое воодушевление на высоте великой исторической трагедии». Поиски этих «художественных форм-иллюзий» и составляют сущность нового классицизма, вся доктрина которого была пря- молинейным решением этой задачи. Живописная система Да- вида была как бы лабораторией, где культивировался и хими- чески отстаивался этот искусственный воздух исторических вы- сот. Образцы новой героичесііой живописи призваны были помочь сознанию «гладиаторов» удерживаться на этих высотах, на высотах «великой исторической трагедии»... Однако для того, чтобы придать этому героическому исто- ризму в живописи черты прочной художественной убедитель- ности и утвердить, таким образом, иллюзии «всечеловеческого» и «вечного» характера тех идеалов, за которые шла борьба, недостаточно было простой экспозиции античных сюжетов. Как бы искусно ни проводились аналогии между этими сюже- тами и современностью, какие бы ассоциативные связи ни уста- навливались между нею и героическими образами антично- сти,—это еще не создавало нового стиля, это еще не превращало театральную иллюзию в конкретный художественный идеал. Нужна была такая живописная трактовка античных образов, Которая заставила бы воспринимать начала театрализации, условности и иллюзорности как нечто естественное, органиче- ски усвояемое и конкретное. Именно к этому направлена живо- писная система Давида, покоящаяся не только на условно-клас- сической сюжетике, ной на неразрывно с нею связанной концеп- ции «идеальной красоты» (beau ideal). Эта концепция, переведен- ная Давидом на язык живописи, связывает эстетику нового клас- сицизма линиями кровного родства с идейной родословной Фран- цузской революции и, прежде всего, с Руссо и руссоизмом.