Курс эстетики, или Наука изящного. Вторая книга

К .1 PC Ъ^ІГ Е С Т Е Т И К И, ИЛИ НАУКА ИЗЯЩНАГО.

СО ЧИН К Н ЕЛ

Ф р . Г вгеля . -- Г773'Ъ ВТОРАЯ КНИГА.

MJ3bIKl, ЕПІЧЕСКІЯ ЯОЭЗІЯ.

ПВРГВНДЪ

Василіи ЛГодестм*.

ВЪ ДВУХЪ ОТДѢЛЕНІЯХЪ

I О С К В 1 ■ЗД4ШЕ КВИГОПРОД1ВЦ1 I. • . OKOPOHOBl. i»eo.

печатать поаводактса еъ тѣмъ, чтобы по отпечатанія представлено было въ Цензур ный Комитетъ узаконенное число экземпляровъ. Москва, Іюня 19-го дня 1859-го года. Ценсоръ И. Гмлл/оп-Лмтоноч.

/SJ95-O

ВЪ ТИПОГРАФІИ Т. ВОЛКОВА И КОПП.

ВТОРАЯ ЧАСТЬ.

Система частныхъ наукъ.

ВТОРАЯ ГЛАВА.

МУЗЫКА

В веденіе и раздѣленіе .

До сихъ поръ мы слѣдовали такому ходу въ разви тіи частныхъ искусствъ: мы начали архитектурою. Въ самомъ дѣлѣ, она была самымъ несовершеннымъ искус ствомъ, потому что мы нашли ее неспособною пред ставлять своимъ Физическимъ елемептонъ, своею гру бою матеріей, подчиненною законамъ тяжести, духов но» начало въ Формѣ, приличной этому началу. Опа заботилась только приготовлять живому, дѣйствитель ному духу жилище, сообразное закопамъ искусства и созданное имъ самимъ. Скульптура, напротивъ, имѣла предметомъ духовное начало. Однако, это начало не являлось еще какъ не дѣлимый характеръ, или какъ опредѣленное чувство человѣческой души, по въ Формѣ свободной недѣли мости, занимающей средину между общею идеей и ея тѣлеснымъ проявленіемъ. Другими словами, педѣли Отд. I. 1

2 мость входитъ здѣсь въ представленіе только по мѣрѣ, необходимой для одушевленія нравственнаго фоня , слу жащаго ему основаніемъ.ѵ'Это послѣднее, съ своей стороны, проникаетъ Формы тѣлесныя столько, сколько позволяютъ ему неразрушимое соединеніе духа и Фи зической Формы, ему соотвѣтствующей. Л сіе тождест во, необходимое для скульптуры, это пребываніе ду ха въ тѣлесномъ организмѣ, нс удаляющагося въ себя, налагаетъ, какъ условіе, на это искусство сохранять тяжелую матерію, Физическимъ елеічоптомъ. По скуль птура, отличная въ семъ случаѣ отъ архитектуры, пе ограничивается Формированіемъ ея, какъ простаго неор ганическаго прибора, по закопамъ равновѣсія, но об ращаетъ ее въ какой — то образъ классической красо ты, равный духу и пластически идеальный. Въ этомъ отношеніи, скульптура является частнымъ образомъ способною оставлять въ своихъ произведені яхъ основаніе и образъ выраженія, свойственныя клас сическому искусству. Архитектура, какова бы ли была идея, для которой трудится, не возвышалась въ своемъ образѣ представленія выше основнаго типа выраженія, чисто символическаго. Съ живописью мы взошли въ область романтическаго искусства. Въ живописи, прав да, видимое явленіе есть средство, которымъ проявляет ся духъ; но истинное основаніе этого искусства есть внутренняя субъективность, душа, отдѣлившаяся отъ своего тѣлеснаго бытія, чтобы удалиться въ себя; есть страсть и чувство, въ томъ, что опи имѣютъ самаго глубокаго, нравственный характеръ. Это суть глубокія движенія сердца, вполнѣ переходящія во внѣшнюю Фор му, гдѣ отражаются самыя секретныя мысли сознанія. Это есть сакъ духъ, занятый собственными положенія ми, цѣлями, къ которымъ онъ стремится и дѣйствіями, которыя онъ совершаетъ. По этому, вполнѣ внутренне му характеру, отличающему основаніе живописи, она

3 не можетъ уже довольствоваться употребленіемъ, какъ средствомъ выраженія, дѣйствительной матеріи, не при веденной въ частность, еще покорной законамъ равно вѣсія и просто образовать изъ ней Форму; она должна выбрать себѣ другой способъ чувственнаго представле нія, простую наружность и соединить съ нею краски. Однако, краска сама принадлежитъ къ протяженнымъ Формамъ, какъ онѣ являются въ дѣйствительномъ мірѣ; она выказываетъ ихъ и дѣлаетъ видимыми. Искусство живописи безсомнѣнія простирается до обаянія колорита и проч. Здѣсь начинаетъ изчезать дѣйствительная сто рона видимой Формы, еФФектъ производится нѣкоторымъ образомъ чѣмъ — то матеріальнымъ. По въ кокой бы степени живопись не освобождалась чрезъ то отъ дѣй ствительнаго, хотя бы не останавливалась па Формѣ по себѣ, хотя бы ей позволено было свободно разви ваться въ собственной стихіи, въ игрѣ наружности и обольщенія, въ магіи свѣтло — тѣни, но эта магія цвѣ товъ всегда есть способъ Фигурности въ пространствѣ, протяженное и постоянное явленіе. Теперь, если духъ долженъ въ дѣйствительности проявляться съ характеромъ внутренняго сосредоточенія, потребность котораго уже ощутительна въ живописи, то и Физическій слементъ, въ соотвѣтствіи ему не можетъ уже сохранять этого постоянства. Потому, необходимо искать другаго средства выраженія, которое въ своей чувственной Формѣ не имѣло бы пи протяженія ни не подвижности. Требуются знаки, матеріалы, способъ вы раженія безъ продолжительности и устойчивости, кото рыя изчезали бы тотчасъ при самомъ своемъ рожденіи. А такое полное изчезаніе не только одного изъ измѣ реній протяженія, но всего протяженія, это полное поглощеніе души въ себя, въ отношеніи внѣшняго вы раженія и внутренняго чувства совершаются во второмъ романтическомъ искусствѣ, въ музыкѣ. Музыка, въ этомъ

4 отношенія, говоря собственно, составляетъ центръ этого представленія, котораго частный характеръ есть выражать душу въ себѣ, и по Формѣ и по основанію, потому что это искусство выражаетъ внутреннее чув ство, даже въ своей чувственной Формѣ выражаетъ еще нѣчто внутреннее и недѣлимое. Другими словами: вмѣсто того, чтобы позволять чувственному елементу, которымъ она выражается, развиваться самому по се бѣ, какъ дѣлаютъ Фигуральныя искусства, вмѣсто того, чтобы давать ему положительную и постоянную Форму, музыка уничтожаетъ эту Форму и не позволяетъ ей об ратно требовать независимаго и продолжительнаго бы* тія передъ лицемъ выражаемой мысли. Впрочемъ, если музыка уничтожаетъ видимую Форму, протяженную, какъ способъ представленія, то она удер живаетъ нѣчто, что привязываетъ ее еще къ Фигураль нымъ искусствамъ и что напоминаетъ ея происхожде ніе изъ нихъ, потому, чта она должна двигаться въ пѣдрѣ матеріи, которой сама есть отрицаніе. Только матерія, остававшаяся доселѣ въ покоѣ, приходитъ въ движеніе. Живопись уничтожала одно протяженіе прост- • ранства; скульптура приводила протяженіе въ Форму. Здѣсь протяженіе должно уничтожаться; такимъ обра зомъ, опредѣленное тѣло, оставляя свое спокойное про ■ тяженіе, свое бездѣйствіе увлекается въ движеніе и протяженіе, такъ что каждая часть тѣла, поддерживае мая сцѣпленіемъ, перемѣщаясь, старается возвратиться въ прежнее свое состояніе. Результатъ этого волно образнаго потрясенія есть звукъ, матеріальная стихія музыки. 1. Такимъ образомъ музыка оставляетъ съ звукомъ созерцательную стихію видимой Формы. И такъ она имѣетъ необходимость въ другомъ какомъ нпбудь ор* гапѣ, а не въ зрѣніи, въ органѣ, принадлежащемъ къ теоретическимъ чувствамъ, а не къ практическимъ, какъ

5 она принадлежитъ. А слухъ, къ которому она обра щается, есть чувство болѣе умственное, болѣе духов ное, нежели зрѣніе. Въ самомъ дѣлѣ, взоръ, устрем ленный безъ желанія на произведеніе искусства, точно оставляетъ предметы такими, какими они суть, не по сягая на нихъ, безъ намѣренія разрушить ихъ. Но онъ схватываетъ пе что нибудь чисто идеальное, а обра зы, удерживакйдіе свое чувственное бытіе. Ухо, на противъ, пе требуя ни малѣйшей перемѣны въ тѣ лахъ, принимаетъ результатъ того внутренняго по трясеніи, по которому они оставляютъ неподвижность матеріальной Формы и открываютъ уже первое одуше вленіе. Еще болѣе: какъ потрясающее движеніе тѣла, стремясь разрушить протяженіе, само разрушается воз дѣйствіемъ тѣла, такъ и звукъ, открывающій это двой ное отрицаніе, есть феноменъ, уничтожающій себя при своемъ рожденіи. Такимъ образомъ, звукъ, укрываю щійся вдвойнѣ отъ внѣшней и матеріальной Формы, от лично способенъ быть эхомъ души. Самъ по себѣ онъ уже нѣчто болѣе не матеріальное, нежели постоянное протяженіе; притомъ, эго идеальное бытіе само изче заетъ. Потому, опъ есть способъ выраженія, самый приличный натурѣ духовнаго начала. 2. Теперь, если спросятъ: какой же натуры внутрен ній олеиентъ, который звукъ долженъ выражать, чтобы оба термина могли соотвѣтствовать другъ другу совер шеннѣйшимъ образомъ? Мы уже видѣли, что звукъ, самъ по себѣ, какъ чувственный Феноменъ, въ против ность матеріаламъ Фигуральныхъ искусствъ, имѣетъ характеръ совершенно отвлеченный. Камень и краска возпроизводятъ многія и различныя Формы цѣлаго міра предметовъ и представляютъ ихъ дѣйствительное бытіе. Звуки нс могутъ этого сдѣлать. И такъ, внутреннія чувства души лишенныя всякой объективности, (самая отвлеченная субъективность въ себѣ) одни будутъ спо-

6 собны дли выраженія музыкальнаго; это будетъ л въ своей простотѣ, личность безъ всякаго другаго содержанія кромѣ самой себя. И такъ, главная задача музыки бу детъ состоять не въ томъ, чтобъ быть гармоническимъ і эхомъ предметовъ, но чтобы потрясать самыя внутрен нія струны души и возлроизподпть всѣ движенія, совер шающіяся въ этомъ мірѣ, вполнѣ идеальномъ. 3. Тоже замѣчаніе прилагается и къ Эффектамъ му зыки. Желаніе ея — достигнуть послѣдняго предѣла вы раженія чувства; опа есть искусство чувства и обра щается прямо къ самому чувству. Правда, живопись, какъ мы видѣли, также можетъ выражать внутреннюю жизнь и чувство, сердечныя движенія и страсти, душев ное положеніе, борьбу и прочее нъ физіономіи и Фор махъ лицъ. Но въ этихъ картинахъ, предъ нашими глазами — только внѣшніе образы, которыхъ я остается еще отдѣльнымъ, какъ внутреннее лице. Хорошо — со чувствовать характеру лицъ, приходить въ восторгъ отъ изящныхъ Формъ какой нибудь статуи пли карти ны, удивляться художественному созданію, тождество- ваться съ мыслію пртиста, наполняться, проникаться ею; только этого недостаточно. Эти изображенія не менѣе суть и остаются вещественными предметами, ко торые существуютъ сами по себѣ, въ отношеніи ко торыхъ мы по выходимъ изъ созерцательнаго положе нія. Въ музыкѣ, напротивъ, это различіе изчезаетъ. Она выражаетъ самую душу. Внѣшній ея знакъ или звукъ не есть что нибудь протяженное; даже свобод ною и бѣглою постепенностью передачи безъ собствен наго существа и продолженія, занимающихъ свою зна чимость у чувства, которое онъ открываетъ и которое есть его единственная опора. Точно, звукъ есть внѣш нее проявленіе, но характеръ его именно есть разру шать себя и уничтожать. Только ухо поразится зву комъ, онъ замолкаетъ. Впечатлѣніе проникаетъ внутрь

7 и- звуки разлаются только въ глубинѣ тронутой души, потрясенной только въ своей глубинѣ. Такая внутрен ность, не имѣющая никакой внѣшней Формы, даетъ иузыкѣ, по выражаемому чувству л по образу выраже нія, характеръ отвлеченной простоты, отличающей ее. . Правда, она обязана развивать богатое основаніе, но не какъ Фигуральное искусство, и не капъ поэзія. Ей несвойственъ трудъ сочетать предметы, образы или мысли, чтобы составить изъ нихъ живую картину для глазъ или для воображенія. . Въ изслѣдованіи мы будемъ держаться такого по рядка: 1. Опредѣлимъ съ строгою точностію общій ха рак- ■ теръ музыки и ея еФФектовъ, въ сравненіи съ другими искусствами, п по отношенію Физическаго елемепта и по отношенію Формы, какую принимаетъ духовный еле- ментъ. 2. Мы должны потомъ изучить частныя различія, ко торыхъ ищутъ музыкальные звуки и ихъ сочетанія, или по отношенію своей продолжительности или по отно шенію различій качества, предлагаемыхъ ими въ своихъ аккордахъ, сочетаніяхъ и ихъ гармоніи. 3. Наконецъ, .музыка имѣетъ отношеніе къ сюжетамъ, которыми занимается, или ограничиваясь тѣмъ, чтобы акомпанировать чувствамъ, понятіямъ, мыслимъ уже вы раженнымъ словомъ, или свободно развиваясь въ соб ственной области со всею своею независимостью. Ио теперь, представивши общее начало и сущест венное раздѣленіе музыки, если хотимъ перейдтн къ изложенію частныхъ пунктовъ, то встрѣчаемъ труд ность, которая раждается изъ самаго сюжета. Въ са момъ дѣлѣ, такъ какъ способъ музыкальнаго выраже нія, звукъ, и въ тоже время чувство, выраженное му зыкою, суть столь отвлеченной и общей натуры, то здѣсь можно низойти въ подробности, начавши только

8 техническою частію, правилаии о мѣрѣ звуковъ, о раз личныхъ инструментахъ и видахъ звуковъ, аккордахъ и проч. А я плохой знатокъ въ этой наукѣ. Слѣдова тельно, извиняюсь напередъ, если ограничусь общими пунктами зрѣпіа и нѣкоторыми частными замѣтками.

I. О бщій характеръ музыки .

Существенные пункты для изученія музыки, разсма триваемой вообще, могутъ размѣститься въ слѣдую щемъ порядкѣ: 1. Скачала мы должны провесть параллель между музыкою и Фигуральными искусствами, съ одной сторо ны, и между поэзіей съ другой. 2. Чрезъ то откроется способъ, какимъ музыка мо жетъ понимать и представлять свои сюжеты. Наконецъ, можемъ точнѣе объяснить вполнѣ част- ное дѣйствіе музыки на душу, въ противоположность съ другими искусствами. і . Что касается перваго пункта, то если хотимъ видѣть яснѣе частный характеръ, отличающій музы ку, то должны сравнить ее съ другими искусствами, въ трехъ отношеніяхъ. 1. Она противуположпа архитектурѣ, однако имѣетъ съ пою тѣсную аналогію. Въ архитектурѣ, идеи, выражаемая архитектурными Формами, не проявляется въ нихъ вполнѣ, какъ въ произведеніяхъ скульптуры и живописи. Въ отдѣльнос ти отъ этихъ Формъ послѣднія представляютъ только внѣшнюю обстановку. Такъ бываетъ и въ музыкѣ, какъ искусствѣ, собственно говоря, романтическомъ. Класси ческое тождество основанія и Формы снова нарушается чувствительнымъ образомъ, только наоборотъ. Въ са ­

9 момъ дѣлѣ, архитектура, какъ символическій образъ представленія, неспособна была достигать этого един ства идеи и выраженія. Мысль,' только сначала сосре доточенная въ душѣ, старалась проявиться внѣ п найд- ти'во внѣшнемъ мірѣ образы и Формы, способные пред ставить ее. Музыка, выражая только чувствованіе, ог раничивается акомпаниментомъ, понятіемъ духа, уже явившимся своею силою, . только на другомъ языкѣ. Она акомпанируетъ пли мелодическими звуками, которые говорятъ чувству, такъ какъ архитектура въ своей собственной области ставитъ вокругъ изобраиіенія бо жества неподвижный приборъ геометрическихъ Формъ, колоннъ, стѣнъ, столбовъ и проч. Потому, звукъ, его виды, приличное сочетаніе, въ музыкѣ представляютъ характеръ болѣе художествен ный, нежели Формы тѣла, его поза и физіономія въ скульптурѣ и живописи. Въ этомъ отношеніи, музыку можно сравнить еще съ архитектурою. Послѣдняя не беретъ своихъ Формъ у вещественности, такъ какъ она представляется въ природѣ, но сама изобрѣтаетъ ихъ, извлекаетъ изъ воо браженія, чтобы сформировать ихъ вдругъ, по зако намъ тяжести и по правиламъ симметріи и согласія. Музыка поступаетъ также въ своей области; независи мо отъ выраженія чувствованія, опа слѣдуетъ гармони- .. ческимъ закопанъ звуковъ, которые опираются на от ношеніи числа и количества. Съ другой стороны, не только въ возвращеніи мѣры и Ритка, но также въ ви доизмѣненіяхъ, которымъ подвергаетъ самые звуки, она вводитъ различные манеры, Формы правильности и сим метріи. Такимъ образомъ, въ музыкѣ, вмѣстѣ съ выра женіемъ живымъ самыхъ глубокихъ чувствованій души, господствуетъ самое строгое соблюденіе законовъ ра зума; она соединяетъ двѣ крайности, которыя въ тоже время легко раздѣляются. Въ этомъ отдѣленіи частнымъ

10 образомъ музыка принимаетъ архитектурный характеръ, когда, отказываясь выражать чувствованія, берется са ма въ полной сидѣ своего воображенія построить цѣ лое зданіе звуковъ, музыкально правильное. По яе смотря на эти сходства искусство звуковъ движется совсѣмъ въ другой сферѣ, нежели архитекту ра, Правда, въ обоихъ искусствахъ основаніе даютъ закопы количества и мѣра; но матеріалы, слагающіеся по этимъ законамъ, по натурѣ совершенно противуполож- ныі. Архитектура овладѣваетъ массою Физически тяже лою, протяженною, неподвижною и ея внѣшними Фор мами. Музыка, напротивъ, употребляетъ звукъ, еле- ментъ полный души и яшзпи, который освобождается отъ протяженіи, требующаго различій качества, какъ коли чество и бросающагося въ своемъ быстромъ видѣ по всѣмъ частямъ времени. Равнымъ образомъ, произведе нія обоихъ искусствъ принадлежатъ двумъ сферамъ ума, совершенно различнымъ. Между тѣмъ какъ архи тектура ставитъ свои колоссальные образы, созерцае мые глазомъ въ ихъ символическихъ Формахъ и ихъ вѣчной неподвижности, быстрый бѣглый міръ звуковъ прямо, посредствомъ уха, проникаетъ во внутренность души и наполняетъ се симпатическими чувствованіями. Теперь, если сравнимъ музыку съ другими фигу ральными искусствами, то сходство и разность, которую можно схватить между ними, утверждаются частію на показанномъ началѣ. Скульптура есть искусство, отъ котораго музыка наиболѣе удаляется вмѣстѣ по отношенію матеріаловъ, образа ихъ Формированія и совершеннаго сліянія идеи и Формы, осуществляемыхъ скульптурою. Что касается живописи, то музыка имѣла ул;е съ нею наибольшее сродство, то по глубинѣ чувствованія, господствующа го также въ выраженіи, то но сходной манерѣ обрабо- тывать матеріалы, такъ что здѣсь, какъ мы видѣли , жіі -

н вбппсь осмѣливается почти врываться въ область музы ки. Впрочемъ, у живописи то общаго съ скульптурою, что опа представляетъ протяженныя и видимыя Формы, что связала съ дѣйствительною Формою, уже данною внѣ искусства. Конечно, ни живописецъ, пи скульпторъ ио принимаютъ человѣческаго лица, позиціи тѣла, горныхъ очерковъ, вѣтвей и листьевъ деревъ рѣши тельно такими, какими предметы представляются имъ въ природѣ; артистъ старается усвоить себѣ только то, что дано ему заранѣе и сдѣлать это сообразнымъ опредѣленному положенію и вырааіенію, необходимо вытекающему изъ природы идеи, составляющей ея ос нованіе. И такъ, здѣсь съ одной стороны есть идея, предварительно существующая, которую надобно арти стически привести въ частность, съ другой стороны, есть Формы природы, существующія уже сами по себѣ. Теперь, если артистъ хочетъ, въ чемъ и состоитъ его стараніе, слить вмѣстѣ оба эти елемента, то въ обо ихъ находитъ опредѣленные пункты и для понятія и для выполненія. Послѣ этихъ данныхъ неподвижныхъ онъ должиіъ облачать общую идею въ какое нпбудь тѣло и въ ка кую побудь конкретную Форму, въ тоже время привесть въ общность человѣческую Форму, одухотворить ее, пли другія Формы природы, могущія служить ему обра зцами. Ираида, музыкантъ не беретъ своихъ сюжетовъ откуда ему угодно; онъ находитъ ихъ въ текстѣ перела гаемомъ на музыку, и па это есть у него какой пибудь мо тивъ, уже независимый самъ по себѣ, которому онъ даетъ Форму какой нибудь музыкальной темы и развиваетъ его потомъ. Но собственная область его композиціи всегда есть область чувствованій души въ ихъ отвле ченной простотѣ и чистотѣ ихъ выраженія. Для него, поглощаться въ своемъ сюжетѣ не значитъ еще Формировать его внѣшнимъ образомъ, по напротивъ,

12 входить въ самаго себя, свободно спускаться во глу бину души. Въ нѣкоторыхъ музыкальныхъ композиціяхъ такое углубленіе простирается даже до забвенія сібже- та, on. котораго артистъ освобождается. И такъ, если мы можемъ разсматривать созерцаніе изящнаго вообще, какъ имѣющее еФФектомъ совершать Нѣкоторое осво божденіе душп, освобожденіе насъ отъ нуждъ и бѣд ствій конечнаго бытія, если справедливо, что искусст во смягчаетъ ужаснѣйшія несчастія, которыя оно пред ставляетъ, что превращаетъ печаль въ радость, то надобно сознаться, музыка простираетъ это осво божденіе до самой высшей степени. Въ самомъ дѣлѣ, чего Фигуральныя искусства достигаютъ пластическою красотою, говорящею глазамъ и выставляющею въ ча стныхъ чертахъ недѣлимой Фигуры цѣлаго человѣка, человѣческую природу, въ ссбѣ общую и идеалъ, и под держиваютъ гармонію цѣлаго, — музыка должна произво дить это совсѣмъ другимъ образомъ. Скульпторъ или живописецъ долженъ только выста вить и освободить идею, уже заключающуюся въ понятіи и рождающуюся изъ сюжета, такъ, чтобы каждая часть была только развитіемъ цѣлой мысли, которою онъ дол женъ вдохновляться. Такимъ образомъ, какая нибудь Фигура въ твореніи пластическаго искусства требуетъ въ такомъ пли другомъ положеніи: тѣла, рукъ, ногъ, туловища, головы, съ извѣстнымъ выраженіемъ, позою, отношеніемъ къ прочимъ Фигурамъ придаточнымъ и проч, и каждая изъ этихъ частей требуетъ другихъ, чтобы сочетаться съ ними, дабы составить цѣлую и пол ную гармонію. Развитіе предложенной темы ограничи вается точнымъ анализомъ заключающагося въ ней, — и чѣмъ обширнѣе размѣры образа или картины, представ ляющихся вашимъ глазамъ, тѣмъ болѣе должно сосре доточиваться единство и укрѣпляться сцѣпленіе частей. Совершеннѣйшее выраженіе подробностей, если произ-

<3 веденіе искусства есть чистаго стиля, должно также возпроизводить самое высокое единство. Безсомнѣнія, и всякое музыкальное произведовіе не должно лишать ся этого внутренняго сцѣпленія и того единства, кото рымъ каждая часть представляетъ другія необходимы ми. Однако, здѣсь развитіе, — дѣло совсѣмъ другое, и самое единство мы должны принимать въ смыслѣ болѣе ограниченномъ. Смыслъ, который должна выражать музыкальная те ма, скоро истощается. Если будутъ повторять его, длить въ противуположпостяхъ и дальнѣйшихъ аккор дахъ, такія повторенія и такое развитіе въ другихъ топахъ для разума кажется излишнимъ. Это представ ляется тогда только урокомъ чисто музыкальнымъ, въ которомъ прихотливо пыііолияется многообразный еле- мептъ гармоническихъ разностей, хотя онѣ не требу ются основаніемъ сюжета и не поддерживаются имъ. Въ Фигуральныхъ искусствахъ, напротивъ, развитіе каждой части въ мельчайшихъ подробностяхъ есть только средство выставить основаніе всей мысли, ко торой оно есть какъ бы живой анализъ. Однако, не ль- зя отвергать, что въ музыкальномъ сочиненіи не мож но было бы развить одну тему безъ прибавленія къ ней другой и безъ сочетанія съ нею. Обѣ смѣшивают ся, продолжаются, преобразуются, изчезаютъ, ’ чтобы явиться вновь и побѣдителями и побѣжденными. Отъ того опредѣленныя отношенія могутъ порождать протпвуположпости, столкновенія, переходы, внезапные перевороты, развязки. Но даже въ такомъ способѣ ком позиціи единство нс бываетъ глубже и сосредоточен нѣе, какъ въ скульптурѣ и живописи, а только шире, протяженнѣе. Это-какая то постепенность, бѣгство и возвращеніе; выраженная мысль остается общимъ цент ромъ, но не сильно поддерживаетъ единство цѣлаго, какъ въ представленіяхъ Фигуральныхъ искусствъ, въ

u частности, когда эти ограничиваются воспроизведеніемъ человѣческаго организма. Тѣмъ отличается музыка отъ другихъ искусствъ; опа слишкомъ близка къ свободному міру души, своему елемепту и не имѣетъ права становиться выше или ниже даннаго предмета и самой мысли, составляющей ея основаніе. Помня данную тему артистъ сознаетъ и себя, помнитъ что онъ артистъ, что можетъ двигать ся свободно и поправляться куда хочетъ. Но если от личимъ этотъ свободный процессъ Фантазіи отъ компо зиціи какого нпбудь истиннаго и конечнаго музыкаль наго отрывка, то послѣдній долженъ составить цѣлое, существенно организованное. Въ свободной Фантазіи свобода есть сама цѣль; такъ что артистъ имѣетъ еще болѣе свободы вставить мелодіи въ извѣстное произве деніе, дать ему какой нпбудь новый оборотъ, употре бить самые тонкіе оттѣнки, воспользоваться самыми легкими переходами къ салимъ разнороднымъ предме тамъ. Но вообще, въ композиціи музыкальнаго отрывка ар тистъ свободенъ или держаться въ тѣсныхъ грани, цахъ и соблюдать, такъ сказать, пластическое единст во, или присвоить болѣе живой и личный процессъ, предаться своему влеченію, позволить себѣ большее или мепыпее отступленіе, останавливаться по прихоти и нарушать однообразіе своего хода, потомъ бросаться быстрымъ потокомъ, выливающимся изъ береговъ. Итакъ, если надобно рекомендовать живописцу и скуль- '• птору изучать Формы природы, то музыка впѣ своихъ собственныхъ Формъ ио имѣетъ никакого чуждаго кру га, въ которомъ должна бы заключаться. Ея законы и необходимыя Формы принадлежатъ самимъ звукамъ, ко торые не связываются такъ тѣсно съ опредѣленнымъ характеромъ выражаемой мысли и въ приложеніи оста вляютъ обширную карьеру свободѣ развитія.

15 Вотъ главныя точки зрѣнія, подъ которыми можно выставить контрастъ музыки съ живописью, имѣющею характеръ болѣе объективный. 3. Съ другой стороны, музыка имѣетъ большое срод ство съ поэзіей. Обѣ употребляютъ одинъ и тотъ же чувственный елементъ: звукъ. Однако оба искус ства и по употребленію звуковъ и по способу выра женія представляютъ огромныя разности. Въ поэзіи, какъ мы видѣли, въ общемъ раздѣленіи искусствъ, звукъТ^разуется и Формируется артистиче ски различными инструментами, изобрѣтенными искус ствомъ. Напротивъ, членораздѣльный звукъ голоса есть только простой устный знакъ; слѣдовательно, онъ имѣетъ значимость знака идей, лишеннаго смысла. Это есть чистый чувственный Феноменъ, независя щій отъ своего выраженія. Съ этимъ знакомъ соедине ны чувствованія, идеи, мысли; но съ ними онъ не тождествуется, оставаясь внѣшнимъ предметомъ, приня тымъ чувствами. Если ощущеніе и иыс.іь становятся объектомъ для духа, то не потому, чтобы выражались или криками пли словами; мы имѣемъ объ нихъ понятіе и они сани представляются нашему уму; или посред ствомъ углубленія онъ развиваетъ ихъ, изслѣдуетъ ихъ природу, характеры и отношенія. Правда, мы думаемъ вмѣстѣ съ словами; по не имѣемъ надобности говорить дѣйствительно. Такимъ безразличіемъ знаковъ слова, отношеніемъ къ основанію идей, назначенныхъ къ передачѣ и вы раженію, звукъ пріобрѣтаетъ здѣсь новую независи мость. Правда, пъ живописи, цвѣта съ своими раздѣле ніями, какъ простыя краски, не имѣютъ въ себѣ соб ственнаго значенія; это есть также елементъ чувствен ный, независящій отъ мысли. По краска нисколько не составляетъ живописи, къ пей надобно присоединить rf I а - — f. f

46 Форму и ея выраженіе. А какъ эти Формы оживляетъ духъ и жизнь, то окрашеніе находится съ нами въ сно шеніи болѣе тѣсномъ, нежели въ какомъ могутъ нахо диться звуки и сочетанія ихъ въ языкѣ съ идеями. Теперь, если разсматриваемъ разность, ироизходящую отъ музыкальнаго употребленія и поэтическаго употре бленія звуковъ, то именно потому, что музыка пе низво- . дитъ звукъ до роли простаго инструмента, я напротивъ дѣлаетъ изъ него собственный елементъ и смотритъ на него какъ на цѣль. Тогда звукъ пріобрѣтаетъ способъ расположенія, Форму артистическую, Фигуральность, которые становятся существеннымъ предметомъ. Осо бенно въ послѣднее время, музыка, по своей ясной и опредѣленной мысли удалилась въ собственный еле ментъ; по она больше потеряла отъ того свое влія ніе па душу, ибо доставляемыя ею наслажденія от носятся только къ одной сторонѣ искусства. Артистъ интересуетъ насъ уже только чисто музыкальнымъ ха рактеромъ композиціи, или искуснымъ выполненіемъ, что ость дѣло знатоковъ. По интересъ къ искусству, общій, человѣческій остается слабымъ. Теперь, что эеряетъ поэзія во внѣшней объектив ности (впрочемъ столько, сколько позволено это искус ству), то выигрываетъ во внутренней объективности дѣйствительностію картинъ, Представляемыхъ поэтиче скимъ языкомъ воображенію. Въ самомъ дѣлѣ, эти по нятія, эти чувствованія, эти мысли поэтъ долженъ раз вить такъ, что бы сформировать полный міръ событій, картинъ, образовъ, или выраженій страсти; чтобы онъ творилъ произведенія, въ которыхъ предстала бы гла замъ нашего духа вся дѣйствительность и по внѣшнимъ Формамъ и по основанію идей. Музыка должна отка заться отъ этого способа объективности, если хо четъ остаться независимою въ собственной области. Конечно, звукъ имѣетъ близкое сношеніе съ душевны-

17 ми чувствами, гариопируется со всѣми внутренними дви женіями, но это не превышаетъ какого нибудь симпа тическаго аккорда, всегда неопредѣленнаго. Правда, музыкальное произведеніе, истинно вышедпіее изъ ду ши, проникнутое глубокимъ чувствомъ, съ отпечаткомъ богатой чувствительности производитъ множество глу бокихъ впечатлѣній. Еще болѣе, паши чувства теряютъ такимъ образомъ свое внутреннее сосредоточеніе и свою неопредѣленность; принимаютъ болѣе точный и положительный характеръ, который занимаютъ у опре дѣленнаго сюжета, тождествуясь съ нимъ. Такъ удает ся намъ составить какой нибудь образъ и общее пред ставленіе о томъ или другомъ нравственномъ положе ніи. Все это можетъ имѣть мѣсто въ какомъ нибудь музыкальномъ произведеніи, когда движенія, возбуж даемыя имъ по оригинальности я артистическому вооду шевленію, рисуются въ нашемъ духѣ, въ Формѣ воз зрѣній и образовъ и какъ въ тоже время уже опредѣ ленный характеръ впечатлѣній души является еще бо лѣе точнымъ въ болѣе отдѣльныхъ и въ болѣе общихъ пропорціяхъ. Но если музыкальное твореніе успѣетъ сообщить нѣкоторое возбужденіе нашему воображенію и способности представлять предметы, то всегда посту паетъ пе пряно, не непосредственно чистыхъ музы кальнымъ процессомъ, занимаясь звуками. Поэзія, на противъ, сама выражаетъ чувствованія, мысли, понятія духа, можетъ также очертить образъ внѣшнихъ пред метовъ, хотя съ своей стороны пе можетъ достичь яс ной пластичности скульптуры и живописи, ни сантимен тальной глубины музыки. А это обязываетъ ее сдѣлать воззваніе къ самому понятію предмета и къ нашему познанію чувствованій, независимо отъ слова. Но въ третьихъ, музыка не сохраняетъ этой неза висимости передъ поэзіей и мыслію собственно; она сочетается съ сюжетомъ уже вполнѣ обработаннымъ, Отд. I. 2

<8 поэзіей, являющийся какъ рядъ впечатлѣній, мыслей, событій и дѣйствій, ясно выраженныхъ. Но если музы кальная сторона такого художественнаго произведенія должна остаться преобладающею стороною, то поэзія, какъ поэма, драима и проч, не должна являться съ претензіей присвоить себѣ подобную значимость. Во обще, въ такой связи поэзіи съ музыкою преобладаніе одного искусства предосудительно для другаго. Слѣдо. вательно, если текстъ, какъ дѣло поэзіи, имѣетъ въ себѣ совершенно независимую цѣнность, то отъ музы ки онъ долженъ ожидать небольшаго пособія. Такъ, напримѣръ, въ драматическихъ хорахъ у древнихъ музыка была простымъ акомпаниментомъ, чѣмъ то при даточнымъ. Но если, напротивъ, она требуетъ достоин ства для вещи, имѣющей собственную важность и неза висимость, то поэтическій текстъ можетъ быть только поверхностнымъ и долженъ ограничиться выраженіемъ общихъ чувствованій, также общихъ мыслей и кар тинъ. Поэтическія развитія глубокихъ мыслей доставля ютъ не слишкомъ выгодный музыкальный текстъ, равно какъ описательная поэзія. Пѣспи, оперныя аріи мо гутъ быть довольно сухи и очень посредственны въ томъ, что касается поэтическаго выполненія въ ихъ подробностяхъ. Поэтъ, если хочетъ оставить свободное поле музыканту, не долженъ искать удивленія себѣ какъ поэту. Въ этомъ отношеніи, особенно Итальянцы напр. Метастазіо и другіе поступали очень искусно; между тѣмъ какъ стихотворенія Шнллера, написанныя совсѣмъ же для этой цѣли, очень трудно уживаются съ музы кальною композиціей и даже вполнѣ противятся ей. Впрочемъ, тамъ, гдѣ музыка достигаетъ совершеннаго выполненія, текстъ почти но вразумителенъ, особливо въ нашемъ Нѣмецкомъ языкѣ и съ нашимъ произноше ніемъ. И такъ, предоставлять главный интересъ тексту нисколько не согласно съ музыкальнымъ искусствомъ.

19 Итальянская публика во время незначительныхъ сценъ оперы ѣстъ, играетъ въ карты и прочее; но только нач нется замѣчательная какая нибудь арія или другое ка кой нибудь музыкальный отрывокъ, всѣ слушаютъ съ напряженнымъ випманіеиъ. Мы, Нѣмцы, напротивъ, очень интересуемся участью оперныхъ принцевъ и прин цессъ, ихъ разговорами съ служителями, оруженосца ми, повѣренными и прочее. Нерѣдко даже зрители при началѣ пѣнія жалуются на перерывъ интереса п утѣ шаются болтовнею. — Даже въ церковной музыкѣ тек стомъ служитъ извѣстное СічедЛли какое нибудь нѣ- сто изъ псалмовъ, такъ что слова должны почитаться только пособіемъ для музыкальнаго комментарія, кото рый самъ по себѣ есть независимое произведеніе, а не ■ пособіе для возвышенія текста. Онъ беретъ только у него все, что есть общаго въ выражаемой идеѣ, какъ поступаетъ почти живопись, берущая свои сюжеты у священной исторіи. II. Какой способъ понятія приличенъ музыкѣ и от личаетъ ее отъ другихъ искусствъ, акомпанируетъ ли она тексту или остается независимой? Другими слова ми: кокъ она схватываетъ и выражаетъ свой частный сюжетъ, какъ выше сказано, что музыка изъ всѣхъ искусствъ предпочтительно имѣетъ возможность осво бождаться не только отъ всякаго положительнаго тек ста, нодаже отъ всякаго опредѣленнаго сюжета, чтобы просто удовлетворить себѣ въ полной послѣдовательно сти сочетаній, измѣненій, противоположностей и гар моніи, принадлежащей къ чистой музыкальной области звуковъ? По тогда музыка остается пустою, невыра зительной и, не имѣя главной стороны всѣхъ искусствъ, духовной, или стороны выраженія, опа, собственно го воря, пе заслужитъ этого имени. Тогда только му зыка становится на степень истиннаго искусства, когда въ чувственномъ елементѣ звуковъ и различныхъ ихъ 2*

20 видовъ и сочетаній какое нибудь чувство, какая нибудь мысль выражаются съ истиною. Впрочемъ, все равно, выражена ли эта мысль прежде словами, или обширнѣе является посредствомъ гармоніи звуковъ и одушевленія мелодіи. Въ этомъ отношеніи собственная задача музыки со стоитъ въ томъ, чтобы не обрабатывать мысль танъ, какъ она существуетъ, какъ общее понятіе въ разумѣ, или какъ предметъ присущій воображенію, имѣющій внѣш нюю опредѣленную Форму (способъ представленія, при надлежащій другимъ искусствамъ), но понимать и обра- ботывать ее такъ, какъ будто она жила въ сферѣ чув ствованія. Заставить эту внутреннюю жиэпь раздавать ся звуками, эти таинственныя движенія души, или со четать гармоническое эхо съ языкомъ словъ, выра жающихъ болѣе опредѣленныя мысли, погружать этотъ холодный языкъ въ живой источникъ чувства и симпа тическаго движенія — вотъ трудное дѣло, выходящее на долю музыки. Чувствованія, капъ чувствованія, вотъ Форма, въ ко торой музыка должна понимать свой предметъ и по ко торой сама способна принимать все, что представляется панъ въ Формѣ чувства; въ то же время отсюда слѣ дуетъ, что музыка не должна желать трудиться какъ ра ба воображенія, не должна ограничиваться, чтобы сдѣ лать неподвижными, такъ сказать, внутреннія чувства души, желаетъ ли она открыть намъ глубокую сторону, субстанціальную, своего предмета или довольствуется внутреннею стороною и внутреннимъ одушевленіемъ. Во всѣхъ этихъ случаяхъ собственный предметъ ея есть внутренняя часть или часть чувствованія. А чувствованіе обнимаетъ въ своей общности раз личныя состояніи души, входящія равнымъ образомъ въ область музыки. Сфера чувства очень обширна и очень разнообразна. Впрочемъ, какъ бы ни были опредѣленны

21 сюжеты, обнимаемые ею, они никогда не должны ос тавлять характера внутренняго, отличающаго музыку и не искать внѣшнихъ отношеній, Тѣмъ чувство остается всегда Формою, облекающею мысль, и вта сфера при- своивается музыкою. Такимъ образомъ, она въ своемъ развитіи выражаетъ всѣ частныя чувства, всѣ оттѣнки радо'сти, ясности, остроумной капризной игривости, веселости, восторга и пробѣгаетъ всѣ степени печали, тревоги. Тоска, безпокойство, огорченіе, искательство, почтеніе, мо литва, любовь становятся собственною областію музы кальнаго выраженія. j Уже искусств#, звукъ, какъ междометіе, какъ печальный крикъ, какъ вздохъ, взрывъ смѣха есть не посредственное, самое живое проявленіе состояній и чувствованій души, восклицаніе сердца. Въ немъ вн- ' дкмъ произвольное дѣйствіе, внезапное открытіе души, какъ души. Это есть выраженіе, занимающее средину между сосредоточеніемъ, безмолвнымъ поглощеніемъ безъ сознанія и углубленіемъ, возвращеніемъ въ себя, къ своимъ внутреннимъ н опредѣленнымъ мыслямъ, какое- то и дѣйствіе и созерцаніе. Птица наслаждается точно во время своего пѣнія. <( , Однако, простое, натуральное выраженіе мѣстоимѣ- ній не есть еще музыка. Правда, эти восклицанія пе суть искусственные знаки, какъ у членораздѣльнаго языка, или слова; но они выражаютъ также какую-то мысль, зачапіпугося въ своей общности Они звукомъ и въ самомъ звукѣ проявляютъ какое-то моральное поло женіе, чувство, вырывающееся криками и облегчаю щее сердце потрясеніемъ, произведеннымъ на органгі- знцію. Но это освобожденіе души не имѣетъ ничего об щаго съ освобожденіемъ, происходящимъ отъ искус ства. Музыка должна выражать чувство мѣрными звука ми, приведенными въ кадансъ и такимъ образомъ у па-

22 туральнаго выраженіи отпивать насильственный порывъ, утишать его, умѣ^яті*. . Значитъ, мѣстоименія составляютъ исходную точку музыкиуолько музыка начинаетъ быть искусствомъ, какъ мѣстоименіе съ размѣромъ. Въ ятомъ отношеніи она должна Формировать артистически свои матеріалы, го раздо на высшей степени, нежели живопись и поэзія, хотя и они также способны выражать чувства какъ сообразно искусству. Мы далѣе изслѣдуемъ, какъ долж ны Формироваться звуки, чтобы отвѣчать этой цѣли. Здѣсь я ограничусь уже сдѣланнымъ замѣчаніемъ: зву ки сами по себѣ н въ своей совокупности весьма раз нообразны, они могутъ отдѣляться и соединяться, что бы произвесть безчисленное множество сочетаній, су щественныхъ противоположностей, диссонансовъ и гар моній. Этимъ противоположностямъ и такимъ аккор дамъ, всѣмъ перемѣнамъ, по мѣрѣ каданса, переходамъ, способу ихъ началъ, продолженій, столкновеній, унич тоженій сотвѣтствуютъ въ болѣе или менѣе тѣсномъ отношеніи различныя движенія души, также мысль или частное положеніе, которыя могли овладѣть душею и поглотить ее. Чрезъ то звуки, понятія, сформирован ные по закопамъ искусства представляютъ одушевлен ное выраженіе того, что присуще духу и частные пред меты, занимающіе его мысль. А по натурѣ звукъ представляетъ съ мыслью и про стотою, составляющею его сущность, гораздо больше» сродство, нежели чувственные матеріалы, употребляе мые доселѣ другими искусствами. Именно, звукъ, вмѣ сто того, чтобы приходить въ неподвижность и искать Формъ протяженія, представлять разнообразную картину предметовъ, поставленныхъ рядомъ и разсѣянныхъ въ пространствѣ, принадлежитъ къ идеальной области вре мени, а слѣдовательно у него сглаживается различіе между внутреннимъ и внѣшнимъ, видимымъ и невиди-

23 мымъ, духомъ и матеріей. То же можно сказать о Фор мѣ чувства, выраженіе котораго прилично главнымъ об разомъ музыкѣ. Въ самомъ дѣлѣ, въ чувственномъ по нятіи, или въ воображеніи является, какъ въ углублен ной мысли, именно необходимое отличіе духа созерцаю щаго или воображающаго предметъ, отъ предмета со зерцаемаго и воображаемаго, или мыслинаго; между тѣмъ какъ въ чувствѣ это отличіе изглажено, • или луч ше сказать, оно не раждалось. Объектъ слился съ са мою душою. Слѣдовательно, хотя музыка сочетается съ поэзіею какъ искусство акомпанирующее, или на оборотъ, хотя поэзія акомпанируетъ музыкѣ, какъ пе реводчикъ, обязанный объяснять мысль, однако музыка не можетъ желать сдѣлать внѣшно видимыми или ясно произвесть идеи и мысли такими, какими онѣ поняты духомъ. Она должна, какъ сказано, обратиться къ чув ствительности, пробудить чувство нравственнаго, прос таго положенія и притомъ, ио натуральной гармоніи звуковъ, съ такимъ положеніемъ. Когда она акомпани руетъ поэзіи и дѣлаетъ ее выразительнѣе, то должна равно стараться выражать чувствованія гораздо силь нѣе, нежели какъ она способны возбуждать мысли и картины, смѣняющія въ духѣ другъ друга, такъ, чтобы понятіе приняло ихъ и съ тѣмъ вмѣстѣ душа тронулась бы симпатически. III. Такой характеръ музыки объясняетъ ея могуще ственное вліяніе на душу и въ особенности на чув ствительность. Она не простирается, до того, чтобы возбуждать понятія въ разумѣ пли вызывать въ духѣ картины разсѣевающія его вниманіе, но сосредоточи вается въ глубокой области чувства; тамъ опа живетъ; тамъ сфера ея владѣнія. Стоя на этомъ пунктѣ bhjt - репнихъ перемѣнъ души, па центральномъ и простомъ пунктѣ всего человѣки, она движетъ, потрясаетъ его во всВхъ его частяхъ.

SI Скульптура, въ частности, даетъ своимъ произведе ніямъ прочное существованіе, полную объективность, какъ въ основаніи такъ и во внѣшнемъ артистическомъ проявленіи. Основаніе вто есть духъ, въ своемъ бытіи всеобщемъ и вмѣстѣ недѣлимомъ, субстанціальномъ и одушевленномъ, свободномъ и независимомъ отъ всяка го внѣшняго отношенія, покоющеися только на самомъ себѣ. Форма эта есть цѣлая Форма съ своими тремя измѣреніями. Слѣдовательно, произведеніе скульптуры сохраняетъ величайшую независимость, какъ предметъ созерцанія. Картина, напротивъ, которую мы видѣли (томъ ІП^щходитъ уже въ болѣе тѣсное отношеніе съ зрителемъ, какъ по причинѣ представляемой идеи,такъ и потому, что представляетъ не болѣе какъ простое явленіе дѣйствительности, которую являетъ нашимъ глазамъ. Чрезъ то она показываетъ, что не хочетъ быть чѣмъ пибудь для самой себя, а напротивъ, суще- сгвѳнно произведена для зрителя, который долженъ смотрѣть па нее и наслаждаться ею. Однако, передъ картиною у пасъ остается еще нѣкоторая независи мость; потому что мы здѣсь имѣемъ дѣло съ какимъ нибудь предметомъ, имѣющимъ внѣшнее бытіе, входя щимъ въ сообщеніе съ нами тогда только, когда опъ обращается къ нашимъ чувствамъ и дѣйствуетъ на насъ посредствомъ нашей чувствительности и нашего вооб раженія. Слѣдовательно, зритель можетъ ходить туда и сюда предъ искусственнымъ произведеніемъ, замѣ чать то или другое, анализировать цѣлое и части, дѣ лать по этому предмету различныя соображенія и раз сматривать такимъ образомъ картину не утрачивая своей свободы . Музыкальное художественное произведеніе представ ляетъ. также какъ и всякое другое художественное произведеніе, начало отличія между собою и тѣмъ, чей слухъ оно поражаетъ и кто долженъ имъ наслаждать-

..ж.?'

*)г ■'

2

Jj. -Ъ.2.1 л

и « J

25 ся. Въ самомъ дѣлѣ, звуки, слышные извнѣ, существу ютъ независимо отъ души, которая ихъ слушаетъ. Но эта противоположность не простирается, какъ въ Фи гуральныхъ искусствахъ, до степени неподвижности, по стояннаго зрѣлища, неизмѣннаго, внѣшняго, позволяю щаго созерцать предметы, существующіе самостоятель но. Напротивъ, характеръ звуковъ есть неустойчивость; они изчезаютъ быстро, слЬдуя другъ за другомъ, не оставляя по себѣ никакого слѣда; съ другой стороны, музыка не отдѣляетъ знака отъ идеи, какъ поэзія, въ которой мысль является независимою отъ звуковъ сло ва, и которая одна изъ всѣхъ искусствъ имѣетъ при- виллегію представлять духу рядъ идей и картинъ, от личныхъ отъ Формъ, требуемыхъ ихъ выраженіемъ. Безъ сомнѣнія, можно бы возразить, что музыка, въ соображеніи съ сказаннымъ выше, можетъ освободить звуки отъ ихъ значенія и чрезъ то сдѣлать пхъ сво бодными; но это освобожденіе, собственно говоря, -не есть серьезная цѣль искусства. Искусство, напротивъ, употребляетъ всѣ сродства гармоніи и мелодіи для вы раженія избраннаго предмета н чувствъ, которыя оно способно возбуждать. Теперь, такъ какъ музыкальное выраженіе находится вмѣстѣ и во внутреннемъ смыслѣ сюжета, въ пробуждаемомъ чувствованіи и въ звукѣ, этомъ бѣгломъ и непостоянномъ Феноменѣ, недопускаю щемъ ни Фигуры, ни протяженія, то и проникаетъ не посредственно во внутренній Фокусъ движеній души. Оно овладѣваетъ всею душею, которая, не имѣя передъ лицемъ никакого постояннаго предмета, теряетъ свою созерцательную свободу, сама увлекается быстрымъ по токомъ звуковъ. Впрочемъ, здѣсь надобно еще разли чать СФФекты, которые можетъ производить музыка, по направленіямъ, какія можетъ принимать въ своемъ развитіи. Въ самомъ дѣлѣ, если музыка представляетъ глубокій смыслъ или вообще какое нибудь выраженіе,

26 полное души и чувства, можетъ случиться, что мы, не трогаясь ничѣмъ другимъ, будемъ находить удоволь ствіе только въ самихъ звукахъ или въ мелодіи. Мо жетъ быть,съ другой стороны, духъ, по интересу чис то разумному, займется только гармоническимъ и мело дическимъ теченіемъ звуковъ, которое притомъ не сильно движетъ душу, не увлекаетъ ее за собою. Ко нечно, въ особенности, только въ музыкѣ встрѣчается этотъ чистый анализъ разума, занимающійся единствен но техническою ловкостію виртуознаго выполненія. Но сдѣлавши отличіе отъ стороны, говорящей только уму и предавшись наивно нашимъ впечатлѣніямъ, мы замѣ тимъ, что музыкальное твореніе интересуетъ насъ и увлекаетъ за собою независимо отъ могущества искус ства, какъ искусства и вліянія его па насъ вообще. Собственное могущество музыки есть стихійное т. е. оно находится въ самой стихіи звука, въ которой дви жется это искусство. Человѣкъ обнимается этою стихіею не въ той или другой частной сторонѣ своего бытія или опредѣлен ной какой нибудь мысли, но его простое л, центръ его бытія, какъ бы схватывается и приводится въ движеніе. Напримѣръ, въ мелкихъ, легкихъ піесахъ съ ритмомъ, сильно обозначеннымъ, намъ самимъ пріятно замѣчать мѣру и смѣшивать свой голосъ съ мелодіей. Въ тан цахъ музыка переходитъ какъ бы въ ноги. Здѣсь уча ствуетъ вся личность. Требуется ли простое дѣйствіе, которое должно выполнить правильно и однообразно и которое не имѣетъ никакого другаго значенія? мы сна чала ожидаемъ отъ него проявленія этой правильности, чтобы дѣйствіе потеряло для лица свой чисто внѣшній характеръ. Еще желаемъ, чтобы съ этою правильностію соединялся интересъ не ничтожный. Акомпаниментъ му зыки представляетъ обѣ эти выгоды. Такъ, музыки акомпанируетъ маршу солдатъ; сначала поддерживаетъ

21 человѣка правильностію, потомъ поглощаетъ его въ втомъ монотонномъ занятіи, наполняя его душу гармо ніей. T o > jho также суматоха и неправильное волненіе прислуги при общемъ столѣ и непріятность, чувствуе мая отъ того, оказываются сносными при музыкѣ. Приходъ и уходъ, шумъ тарелокъ и смѣшанныхъ голо совъ должны быть распоряженія и устроены по размѣру; это есть также средство наполнить промежутки време ни, въ которое гости пѳ ѣдятъ и не пьютъ. Музыка дѣй ствуетъ кстати и во многихъ другихъ случаяхъ Опа удаляетъ постороннія мысли и пріятно занимаетъ душу. Здѣсь въ то же время открывается самое тѣсное отно шеніе между внутреннимъ чувствомъ и мѣрою времени, которое составляетъ отвлеченный елементъ музыки. Въ самомъ дѣлѣ, чувство, какъ сознаніе я, въ его просто тѣ и единствѣ, пе допускаетъ идеи протяженія; о какъ время есть отрицаніе протяженія, то оно есть идеаль ное движеніе, и продленіе его низводится на продле ніе движимаго пункта или момента, который уничто жаетъ самъ себя; только является натоящій елементъ, какъ уже изчезаетъ въ другомъ слѣдующемъ. И такъ, это продолженіе времени въ своей подвижности не есть истинное тождество я. Каждая минута отдѣльна и от лична отъ слѣдующей. Однако есть нѣкоторая аналогія между тождествомъ времени п тождествомъ чувства я, въ его отвлеченной простотѣ, лишенней всякой мысли. Еще болѣе, если мы сдѣлаемъ отвлеченіе отъ мысли и впечатлѣнія, наполняющихъ душу, то отвлеченіе ос танется пустою снѣпою и продолженною субстанціей, которая держится въ продолженіи. Тогда это есть вре мя, составляющее основаніе нашего бытія. Теперь, такъ какъ звукъ движется во времени а нс въ протя женіи, которое есть стихія, то по этому началу мѣра звука прониі;аетъ въ я, объемлетъ его въ его простомъ

28 битіи, приводитъ въ движеніе и увлекаетъ въ свой ритмъ съ кадансомъ, между тѣмъ какъ другія сочетаніи гармоніи и мелодіи, какъ выраженіе чувствованій, уве личиваютъ еще вти еФФекты (см. 1 ч.). Таковы причи ны, на которыхъ основывается елементное могущество въ музыкѣ. Но чтобы музыка имѣла полную силу, требуется что нибудь больше простаго звука въ его размѣренномъ движеніи; падобно къ ней прибавить другой елементъ, именно идею, какое нибудь глубокое чувство, обращен ное къ душѣ и чтобы вто чувство выражалось звуками. Слѣдовательно, мы должны отбросить всѣ нелѣпые толки о могуществѣ музыки — одной, о чемъ разсказы ваютъ столько баснословныхъ исторій древніе писатели и духовные и свѣтскіе. Въ числѣ чудесъ дровней ци- вилизаніи упоминается, будтобы звуки Орфеевой лиры усмиряли дикихъ звѣрей, которые ложились у его ногъ; но это достаточно для звѣрей, а не для людей; для послѣднихъ требуется содержаніе какой нибудь высшей науки. Притомъ, гимны, достигшіе до насъ подъ име немъ ОрФеевыхъ, хоти и не въ первоначальной Формѣ, содержатъ мііФологпческія и другія идеи. Такъ и пѣс ни Тиртея, которыми, говорятъ, возбуждали мужество Лакедемонянъ, упадавшее во многихъ сраженіяхъ, воз жигали несокрушимый энтузіазмъ и помогали имъ одер живать побѣды надъ Мессинцами. И здѣсь, чувство, возбуждаемое этими пѣснями, составляло главный пред метъ, хотя нельзя отнимать силы у нихъ, силы и дѣй ствительности у варварскихъ пародовъ въ эпохи са мыхъ бурныхъ страстей. Голландскія Флейты именно способны возжигать мужество; тоже можно сказать ио многихъ революціонныхъ пѣсняхъ. Но энтузіазмъ, соб ственно, находитъ свое начало въ какой нибудь опре дѣленной идеѣ, въ какомъ нибудь истинномъ интересѣ, говорящемъ уму и наполняющемъ цѣлую націю; этимъ

29 интересом вдохновляется музыка, обращаетъ его въ живое и быстрое чувство и переводитъ въ звуки ритмъ и мелодію Теперь уже мы не почитаемъ музыку спо собною по себѣ располагать кт> мужеству и презрѣнію смерти. Итакъ, теперь почти во всѣхъ арміяхъ пре красная музыка, занимающая воображеніе солдата, воз буждаетъ его, поддерживаетъ во время марша, обод ряетъ во время аттаки, по не думаю, чтобы съ ней разбивали непріятеля. Звукъ трубъ и трескъ бараба новъ не даютъ еще мужества. Пыньче вѣрятъ, что по бѣда пріобрѣтается энтузіазмомъ идей, пушками, гені емъ генераловъ, а не музыкою, которая только поддер живаетъ силы души, наполненной совсѣмъ другою пи щею и запятой совсѣмъ другимъ интересомъ. Послѣдняя сторона въ дѣйствіи звуковъ на душу со стоитъ въ особенномъ пріемѣ, въ которомъ музыкаль ное твореніе обращается къ намъ, въ противополож ность съ другими искусствами. Въ самомъ дѣлѣ, такъ какъ звуки не имѣютъ твердой объективной прочности, какъ домъ, статуя, картина, и, отозвавшись на одну минуту въ ухѣ, уничтожается, изчезаетъ, то музыкаль ное искусство, при такой неустойчивости имѣетъ нуж ду еъ воспроизведеніи, безпрестанно возобновляющемся. Это воспроизведеніе имѣетъ еще другой болѣе глубо кій смыслъ. Если справедливо, что существенная цѣль музыки есть выражать чувство не во внѣшней неизмѣн ной Формѣ, а съ ея глубокимъ характеромъ, то это чувственное проявленіе должно также принять Форму какого пибудь сообщенія, сдѣланнаго намъ живымъ ли цомъ, влагающимъ всю свою душу въ исполняемое тво реніе. Таковъ человѣческій голосъ, въ особенности, и относительно уже въ инструментальной музыкѣ, кото рая впрочемъ тогда только достигаетъ своего совер шенства, когда артистъ умѣетъ соединять выраженія съ техническою ловкостію.

30 Этотъ новый характеръ, припиваемый музыкальнымъ твореніемъ, въ отношеніи выполненія, дополняетъ глу боко субъективный смыслъ музыки. Но съ этой сторо ны личное стремленіе можетъ развиваться исключитель нымъ образомъ и быть доведено до того пункта, гдѣ прелесть выполненія становится главнымъ интересомъ п основаніемъ наслажденія. II. Ч астные характеры средствъ музыкальнаго выра женія . Мы разсматривали музыку до сихъ поръ только въ томъ отношеніи, что она должна образовать и одуше влять звукъ, чтобы сдѣлать его способнымъ выражать душевныя чувства. Теперь необходимо знать, какія средства позволяютъ замѣнить простой крикъ, натураль ное выраженіе чувства способомъ артистическаго выра женія. Потому что чувство заключаетъ въ себѣ какое нибудь значеніе, а звукъ, какъ простой звукъ, не имѣетъ значенія. II такъ, требуется сформировать звукъ артистически, чтобы дать ему способность воспроизво дить движеніе внутренней жизни. Вотъ что можно пред ставить болѣе общаго объ этомъ пунктѣ. Каждый звукъ представляетъ независимое бытіе, пол ное въ себѣ; ему не нужно устроиваться, сочетаваться . съ другими звуками, какъ тѣлеснымъ Формамъ живот ныхъ или человѣка, связаннымъ различными отношенія ми. Звукъ не таковъ, какъ частный какой нибудьчленъ тѣлеснаго организма, пли какъ частная какая нибудь черта; эти одушевлены жизнію или мыслію, смотря по тому, въ какомъ отношеніи находятся они съ другими членами тѣла или съ другими чертами физіономіи . Если вы разсматриваете только внѣшнюю и матеріальную сторону картины, то линіи и краски, изъ которыхъ она