Курс эстетики, или Наука изящного. Третья книга.

П6 ствепно возбужденная и потрясенная сильно зрѣлищемъ судьбы героевъ, дѣйствительно находитъ спокойствіе и миръ. Древнюю трагедію хороню понимаютъ только еъ этой точки зрѣнія; посему такую развязку по льзя при знавать простою, нравственною ряэпязкою, гдѣ прес тупленіе наказывается а добродѣтель награждается. Здѣсь идетъ дѣло совсѣмъ не о той разумной Формѣ человѣческаго сознанія, которая произноситъ судъ надъ добротою или испорченностію дѣйствія; но когда столк новеніе довольно длится, то здѣсь важенъ результатъ, открывающій существенное согласіе и равное достоин ство двухъ борющихся силъ. Необходимость, открывающаяся въ развязкѣ, пе есть уже слѣпая судьба и неразумная, которую многіе на зываютъ древнею судьбою. Эта судьба, напротивъ, есть высокій разумъ событій, хотя пс является еще какъ провидѣніе, сознающее себя. Но верховная и боже ственная идея, которая открывается съ міромъ и судь бою лицъ именно такова: Высшая сила, стоящая надъ богами и людьми пе можетъ терпѣть, чтобы недѣлимыя силы становились исключительными и тѣмъ выходили бы изъ предѣловъ своей относительной области, чтобы упорствовали въ этой противоположности и длили борь бу рождающуюся изъ ней. Тогда судьба опять двигаетъ недѣлимость и ея границы, и если она преступитъ ихъ, то и сокрушаетъ ее. Но человѣкъ, подавленный какою нибудь слѣпою, неразумною силою, какъ невинность въ несчастіп, возбудитъ въ душѣ зрителя нс нравствен ное волненіе а негодованіе. И такъ, трагическое примиреніе отличается новою стоооною отъ епичсскаго примиренія. Если мы въ этомъ отношеніи взглянемъ на Улисса и А ’ іііилеса, то они оба достигаютъ своей цѣли; такъ и должно быть. Но имъ благопріятствуетъ нс какое нибудь прочное счастіе.