Велимир Хлебников. Собрание сочинений. Том 6. Книга 1

ушедший от кумира «Народ», требовавшего новых жертв. Дру­ гой Хирам «Весов», Мережковский (третий в ряду), углублен­ ный в свое «Я», находит там языческое «Я» Случевского и «ОНИ» народничества Гоголя и Кольцова. Отсюда две бездны Мережковского: одна его бездна как бы относится к Случевскому, другая к народнику Кольцову и Гого­ лю (1809). Холодное творчество Мережковского связано с «Я» И «ОНИ». Юлий Словацкий ( «Панна Венеда») разделен 2.28 от Фа­ дея Костюшко- 1809, 1753. Не менее странен ряд Каченовский (1), Одоевский, Тютчев (2), Блаватская - 1775, 1803, 1831. Суть этого ряда - вер­ шины «величавой веры» и «Жалкого неверия» в Русь. Каченов­ ский как ученый противник Карамзина отвергал подлинность киевских летописей и «Русскую Правду». Это высшие размеры научного сомнения, кем-либо когда-либо проявленные. И Тют­ чев, пришедший через 28 лет, во имя священного обуздал рассу­ док и указал сомнению его место. Итак, не оттого ли Тютчеву присуща высокая вера в высокие судьбы России (известные слова: «Умом России не понять, ар­ шином общим не измерить, у ней особенная стать - в Россию можно только верить»), что за 28 лет до него жил Каченовский, и не к Каченовскому ли обращены этн гневные слова? «У ней особенная стать- в Россию можно только верить»! Конечно, Тютчев и Одоевский должны были родиться в одном году. На это указывает особая, более не встречающаяся, тайна имен. В этом уходе на остров веры спутником Тютчеву и был Одо­ евский. Тютчеву и Одоевскому должно быть благодарными за од­ ни их имена. Имена Тютчева и Одоевского, может бьnъ, самое лучшее, что они оставили. Странно, что «Белая ночь» звучало бы настолько плохо, насколько хорошо «Белые ночи». Белыми ноча­ ми как зовом к северному небу скрьпо предсказание на рождение через 28 Бредихина, первого русского, изучавшего хвостатые звез­ дьi, и брошено указание на родство 2-го знания с звездным. Блаватская- перенесение предания Тютчева в Индию, а Козлов (1831) дал высший уровень смутной веры. В бегстве от

75