Велимир Хлебников. Собрание сочинений. Том 5

звучно проходили черные густые ряды моряков, неразличимых ночью. Только видно было, как колебались ластовицы. Утром узнавали, как одно за другим брались военные училища. Но на­ селение столицы было вне этой борьбы. Совсем не так было в Москве; там мы выдержали недельную осаду. Ночевали, сидя за столом, положив голову на руки, на Казанском, днем попадали под обстрел и на Трубной, и на Мяс­ ницкой. Другие части города были совсем оцеплены. Всё же, несколько раз остановленный и обысканный, я одна­ жды прошел по Садовой всю Москву поздней ночью. Глубокая тьма изредка освещалась проезжими броневиками; следа пуль, шагать по прозрачным, как лед, плитам стекла, по­ крывавшим Тверскую,- удовольствие этих первых часов, соби­ рая около стен скорченные пули, скрюченные, точно тела сгорев­ ших на пожаре бабочек. Видели черные раны дымящихся стен. В одной лавке видели прекрасную серую кошку. Через тол­ стое стекло она, мяукая, здоровалась с людьми, заклиная выпу­ стить; долго же она пробыла в одиночном заключении. Мы хотели всему дать имена. Несмотря на чугунную ругань, брошенную в город Воробьевыми горами, город был цел. Я особенно любил Замоскворечье и три заводских трубы, точно свечи твердой рукой зажженные здесь, чугунный мост и воронье на льду. Но над всем<и> золотым<и> купол<ами> господствует вы­ ходящий из громадной руки светильник трех заводских труб, же­ лезная лестница ведет на вершину их, по ней иногда подымается че­ ловек, священник свечей перед лицом из седой заводской копоти. Кто он, это лицо? Друг или враг? Дымописанный лоб, вися­ щий над городом и обвитый бородой облаков? И не новая ли время от времени слышались выстрелы. И вот перемирие заключено. Вырвались. Пушки молчат. Мы бросились в голоде улиц, по­ ходя на детей, радующихся снегу, смотреть на морозные звезды прострелеиных окон, на снежные цветы мелких трещин кругом

185