Каргополье-Онега

131 своего спасения. Тогда же возникло у Никона помышление создать на острове монастырь в честь креста, «НО время не бе, еже начати сие добре созидание». Летом 1656 !'Ода по ходатайству патриарха царь дал грамоту о построении нового монастыря на Белом море. « А тот де остров пуст и ничьих никаких у1·одий на нем нет, и быть тут жилецким людям нельзя, потому что на том месте все камень голой»,- говорилось в грамоте, а также отмеча лось и то, что на острове «Мнози... от морского потопления спасаются». Следом за царской грамотой Никон обратился со своей грамотой к духовенству, «К благородным боярам и всем всякого чина и возраста православным христианам», где извещает о своем патриаршем решении основать мона стырь «На Кий острове, иже есть на мори пред Онежским устьем, и церковь создати, и братию соnокупити, и име новати той святый монастырь, гречески Ставрос, еже есть словенски Крест». По обычаю того времени, решение о создании монастыря подкрепляется довольно простран ными богословскими доводами, а заканчивается грамота просьбой жертвовать на монастырь «елико от благого усер дия кто хощет». На остршз был направлен старец Нифонт с целью снять чертеж, «Где монастырю пристойно быть на какове месте>>. Вскоре начались и строительные работы. Из описи мона стыря от 30 марта 1657 года явствует, что Воздвиженский собор уже был отстроен и в нем установлен кипарисовый крест, присланный Никоном. Собор и другие строения были деревянными. Строительство продолжалось и в последующие годы. Был назначен первый архимандрит монастыря. Тем временем в русской церкви произошли немалые события: Никон добровольно покинул патриарший пре стол. Это был вызов государственной власти со стороны властного иерарха, считавшего, что «священство царства преболе есть». Отстранившись от дел государственных, Никон уделяет больше внимания трем своим любимым детищам: монастырю Иверскому на Валдае, Ново-Иеруса лимскому Воскресенскому, своей главной резиденции, и новоявленному на Белом море. Наверное, уединенная оби тель на скалистом острове была мила сердцу этого сурового человека. И не потому только, что здесь он спасся от бури. Никон был монахом, человеком своего времени; представ ление о пустыни, «уединенном житии» как идеале созерца тельной духовной жизни значили для него, бесспорно, мно гое.