К. Маркс и Ф. Энгельс об искусстве. Том 2

у себя в библиотеке, причем с удовлетворением приговаривает: «а ведь у Бруно Бауэра мироощущения-то и нет!» Если Арнольду так и не удалось постичь философию Геге ля, то он на самом себе осуществил одну из гегелевых катего рий. Он удивительно верно изображал «честное сознание» * и тем более утвердился в этом, что в «Феноменологии», — кото рая, впрочем, осталась для него книгой за семью печатями, — сделал приятное открытие, что «честное сознание» «никогда не испытывает самоудовлетворения». Это «честное сознание» скрывает под развязным добродушием все мелкие ужимки и ухватки филистера. Ож> вправе разрешать себе всякую под лость, ибо знает, что оно подло по честности. Даже глупость становится достоинством, так как является неопровержимым доказательством твердости убеждений. Всякая задняя мысль его поддерживается убеждением во внутренней честности, и чем тверже он задумывает какой-либо обман или мелочную гадость, тем более простодушно и открыто он себя держит. Вся мелкая пошлость мещанина превращается в ореоле доб рого намерения в добродетель, неопрятная корысть омывается и выступает в виде якобы принесенной жертвы, трусость изо бражается в виде высшей храбрости, негодяйство становится благородством, грубые развязные мужицкие манеры облагоро- женно толкуются как проявления прямоты и хорошего настрое ния. Сточная труба, в которой чудовищно смешиваются все противоречия философии, демократии и всякого фразерства. Впрочем, малый, щедро одаренный природой всякими поро ками, гнусностью и мелочностью, глупостью и хитрецой, корыстолюбием и беспомощностью, преждевременным старче ством и высокомерием, лживостью и добродушием 'вольноотпу щенного крестьянина, — мещанин и идеолог, атеист, верующий во фразу, невежда и всеобъемлющий философ в одном лице, — таков Арнольд Руге, каким Гегель предсказал его еще в 1806 г. После закрытия «Deutsche Jahrbiicher» Руге перевез в спе циально для этого сооруженном экипаже свою семью в Париж. Несчастная его судьба свела его там с Гейне, который привет ствовал в нем человека, «сумевшего перевести Гегеля на по меранское наречие». Гейне спросил его, не является ли имя Прутца его псевдонимом, что Руге добросовестно отрицал. Од нако Гейне нельзя было разубедить в том, что наш Арнольд был автором прутцовских стихов. Впрочем, Гейне очень скоро заметил, что если Руге и не обладает талантом, зато с успехом носит личину сильного характера, и, таким образом, наш друг Арнольд внушил поэту мысль об Атте Тролле *. Если Арнольд