К. Маркс и Ф. Энгельс об искусстве. Том 2

Как воробей свой корм дневной, Он чинит, точит день-деньской, Стирает вспухшею рукой, Тележку тащит, еле жив, С горой незрелых груш и слив: «Кто купит? Кто?» — в слезах поет И для гроша в грязи снует. И на углу во славу божью ■— Ведь в бога свято верит он — Протягивает руку с дрожью: Есть против нищенства закон. Хотя и глух он, и немолод, Бренчит на арфе в дождь и холод; Из года в год все песнь одна Звучит у каждого окна, И няньку он плясать зовет, А сам не слышит, что поет; Он освещает улиц тьму, Но света нет в его дому. Он рубит лес и тащит груз, Но, потеряв к работе вкус, Стал вором, сводником, ханжой И пропил совесть и разум свой.

Бек впервые поднимается здесь над уровнем обычной не- мецко-бюргерской морали, вкладывая эти стихи в уста ста рого нищего, дочь которого просит отца отпустить ее на свида ние с офицером. Он рисует ей в приведенных выше стихах полную горечи картину положения тех классов, к которым принадлежал бы ее ребенок, и черпает свои возражения не посредственно из условий ее существования, не читая ей при этом — этого нельзя не признать — моральной проповеди. Не укради Нравственный слуга одного русского, которого он сам на зывает добрым барином, обкрадывает ночью своего показав шегося ему спящим господина, чтобы помочь своему старому отцу. Русский крадется за ним и, глядя через его плечо, чи тает следующее письмецо, которое тот пишет своему старику: Я украл — возьми же деньги,

Вымоли, отец, у Спаса, Чтобы с высоты престола Даровал он мне прощенье. Сна и отдыха не зная, Буду я теперь трудиться: Пусть украденное мною Вновь владельцу возвратится.