К. Маркс и Ф. Энгельс об искусстве. Том 2

Его желание исполняется. В этих стихотворениях он уже «тре щит» всволю, а что он «щепка», это видно с первого взгляда; но это — презабавная «щепка»: Вскинув лоб, скрестивши руки, счастлив, волен — я стою! (Стр. 216.)) В этой позиции он, должно быть, неподражаем. К сожалению, лейпцигское августовское волнение * заставляет его выйти на улицу, и там он видит трогательные вещи: Герман Эвербек тоже не ударил лицом в грязь. Он затяги вает на стр. 227 «Боевую песню», которую, без сомнения, уже ревели херуски в Тевтобургском лесу: Мы храбро бьемся за свободу, За существо у нас в груди. Уж не боевая ли это песня для беременных женщин? Мы бьемся не за деньги, не за орден И не по прихоти пустой, — За будущие бьемся поколенья, и т. д. В другом стихотворении мы узнаём: Думы людей — священны, Священны и чувства их, Все души нежные чахнут От дум и чувств таких. Точно так же, как чахнут от «чувств и дум», можно «зачах- нуть» и от таких стихов. Предо мной, — о, стыд и ужас! — пьяны кровью там и тут, Нежные ростки людские смертную росу сосут. (Стр. 217.)

Мы любим эту землю С добром ее и красой. И трудимся мы неустанно На честной ниве людской.

И эта нива вознаграждает наш труд урожаем чувствительных виршей, каких и сам Людвиг Баварский не мог бы изобрести. Господин Рихард Рейнхардт — тихий, степенный молодой человек. Он «тихим и спокойным шагом самораскрытия про ходит путь» и преподносит нам стихи ко дню рождения «юного человечества», в которых довольствуется тем, что воспевает

Свободы чистой любящее солнце, Любви чистейшей свет свободный, Любви и мира братдкий свет.