Искусство Франции XVIII века

его персонажей не принадлежат XVIll веку: во многом они напоминают одежду героев Рубенса, во многом вымышлены самим художником. Так же условно-поэтичны и человеческие фигурки, населяющие этот мир. Едва ли не каждая влюб ленная пара здесь - зеркальное отражение другой. Можно перечислить длинный ряд персонажей, которые переходят с одного полотна Ватто на другое: застенчивый влюбленный, перебирающий цветы, молодой человек, играющий на гитаре, девушка, срывающая розы с куста. Повторяются и пары: кавалер, протягивающий даме руки, чтобы помочь ей под няться с земли, уходящие влюбленные, бросающие через пле чо взгляд на остальное общество. Столетие спустя Милле не без основания называл эти равнодушно-мечтательные фигуры «грустными марионетками». В этих словах выразилось все не доумение, которое может испытывать трезвый реалист перед зыбкой феерией «галантных празднеств», где все внушает зрителю мысль о странной боязни художника перед действи тельностью, о том чувстве тревоги и неуверенности, которое она вызывает у него. Возможно, что и театральные сцены, столь излюбленные Ватто, близки ему именно своей открытой, дерзкой демон страцией условности. Страдания Мецетена, ревность Пьеро так же искренни, как веселая беспечность Коломбины и Арле кина; но все эти чувства заключены в роли несложных актер ских амплуа и разыгрываются комедиантами в традиционных костюмах на откровенно показанных подмостках. Живой чело век оказывается сценической маской: обманутый муж - это всего-навсего комедийный Жиль, и наоборот, персонажи в одежде Скапена, Розауры и Мецетена на самом деле - реальные современники Ватто, иногда очень далекие от театра, сохранившие все свои портретные черты и лишь по воле мастера оказавшиеся участниками причудливого маскарада. Художник постоянно мистифицирует зрителя, переводя об разы и действие из театрального мира в действительный, его герои существуют одновременно в этих обоих мирах и ни в одном не имеют под ногами твердой почвы.

12