Гамбургский счет

— что вбегаю в квадратную комнату, принад лежащую мне; над постелью моей развился тол стотелый удав; уронив на подушку мордастую голову, смотрит он пристально малыми глаза ми; знаю, что должен я лечь на постель, поло жить свою голову рядом с мордастым удавом и выдержать то, что отсюда возникнет. Я понял, проснувшись: удав — мои страсти... (...)

Здесь, на швейцарской границе, меня охватил снова ужас; мне вспомнилось снова кафе; толстомордый француз мне напом нил швейцарца; прорезалось явственно тело удава сквозь тело его. Между тем: надлежало мне тоже, как всем, подойти, согла ситься на то, что предложат за столиком; то есть: предложат — пойти за французом в отдельную комнату, где с меня стащат все и заставят — Бог весть, что заставят. Удав — мои страсти; ну, а француз, а граница — не может же все это быть моей страстью (...>» (с. 14 — 15). Но дальше граница, как я уже писал, оказалась границей сознания. Есть у Михаила Кузмина одна песнь, которая начинается: Нас было четыре сестры, четыре сестры нас было... Там одна сестра любит человека за то, что он богат, другая любит другого за то, что он великий художник, и так далее, а чет вертая любит, потому что любит. И разлюбили эти сестры по-разному: одну бросили, любовник другой разорился, у третьей тоже были свои причины, только четвертая: А я разлюбила, потому что разлюбила. В общем, все они любили и разлюбили почти в одно время. Это потому, что все они были погодки. А мотивировки любви были у них разные. Не нужно увлекаться биографией художника, он любит и пишет, а потом ищет мотивировок. Меньше всего нужно увлекаться психоанализом. Кто знает, говорят, Гёте болел сифилисом. И у Пушкина есть темная строчка «о Меркурии». Меркурий же — ртуть. Все это было очень важно для Пушкина и Гёте, но нам совер шенно неважно. Стихов это не изменяло. Психоанализ анализирует душевные травмы одного че ловека, а о д и н человек не пишет, пишет время, пишет школа коллектив. Андрей Белый страдает антропософией, он уверен, что поэто му он переходит с одного способа писания на другой, но нам не интересны душевные раны Белого, а работа его берется нами в плане создания нового литературного жанра.

220