Гамбургский счет

Достали хлеба товарищи, ученики. Ходили к нему. А он вылежал в больнице, выполз из нее. Продал книги, уплатил долги и опять ходит в Институт. А до Института катает вагонетки с углем и имеет за это два фунта хлеба и пять фунтов угля в день. Глаза у него как подве денные. И кругом почти у всех так. Вы не думайте, что вам не нужны теоретики искусства. Человек живет не тем, что он ест, а тем, что переваривает. Искусство нужно как фермент. Дома я топил печку бумагой. Представьте себе странный город. Дров не выдают. То есть выдают где-то, но очередь в тысячу человек ждет и не может дождаться. Специально заведена воло кита, чтобы человек, обессиленный, ушел. Все равно не хватит. И выдают-то одну вязанку. Столы, стулья, карнизы, ящики для бабочек уже стоплены. Мой товарищ топил библиотекой. Но это страшная работа. Нужно разрывать книги на страницы и топить комочками. Он чуть не погиб той зимой, но доктор, который пришел к не му в день, когда вся семья была больна, велел им всем поселиться в крохотной комнате. Они надышали там и выжили. В этой комнатке Борис Эйхен баум написал книгу «Молодой Толстой». Я плавал среди этого морозного моря, как спасательный круг. Помогало отсутствие привычки к культуре — мне не тяжело быть эскимосом. Я приходил к товарищам и накачивал в них бодрости; думать же я могу при любых условиях. Вернемся к топке печей. Жил я в спальне Елисеева. В углу стояла большая печка, рас писанная глухарями. В доме был прежде Центральный банк. Выпросишь ключ от банка, войдешь в него, и начинает кружиться голова. Комнаты, комнаты, комнаты на Невский и комнаты на Мор скую, комнаты на Мойку. Отворенные несгораемые шкафы, весь пол усеян бумагами, квитанционными книжками, папками. То пил печку почти год папкой. У Дома искусств, правда, были дрова, но такие сырые, что без папки их нельзя было растопить. Вот и ходишь по пустым комнатам, роешься в бумагах. Почему-то кружится голова. Почему-то тошнит. А вечером сидишь спиной к печке, за маленьким, круглым елисеевским мозаичным столиком и поешь. Я люблю петь, когда работаю. Поэт Осип Мандельштам про звал меня за это «веселым сапожником»*. Уже кругом образовался быт. Выдали нам в Доме ученых по зеленым карточкам каждому один мешок и одну деревянную чашку, завели мы саночки.

171

Made with FlippingBook Ebook Creator