Гамбургский счет

рей Левинсон, Корней Чуковский, Влад. Каз. Шилейко, пригла сили позже меня и Б. М. Эйхенбаума. У меня была молодая, очень хорошая аудитория. Занима лись мы теорией романа. Вместе со своими учениками я писал свои книжки о «Дон Кихоте» и о Стерне. Я никогда не работал так, как в этом году. Спорил с Александрой Векслер* о значении типа в романе. Так приятно переходить от работы к работе, от романа к ро ману и смотреть, как они сами развертывают теорию. С Невского мы скоро перешли на Литейную в дом Мурузи. Студия уже отделялась от «Всемирной литературы». Квартира была богатая, в восточном стиле с мраморной лест ницей, все вместе очень похоже на баню. Печку топили мень шевистской литературой, которая осталась от какого-то клуба. Осенью наступал Юденич. С Петропавловской крепости стреляли по Стрельне. Крепость казалась кораблем в дыму. На улицах строили укрепления из дров и мешков с песком. Изнутри казалось, что сил сопротивления нет, а снаружи, как я сейчас читаю, казалось, что нет силы для нападения. В это время дезертиры ездили в город на трамвае. И выстрелы, выстрелы были в воздухе, как облака в небе. В гражданской войне наступают друг на друга две пустоты. Нет белых и красных армий. Это — не шутка. Я видал войну. Белые дымом стояли вокруг города. Город лежал, как во сне. Семеновский полк разрешился своей, три года подготовляе мой, изменой**. А ко мне пришел один мой товарищ солдат и сказал: «Послушай, Шкловский, говорят, на нас и финляндцы будут наступать, нет, я не согласен, чтобы нас третье Парголово завое вывало, я в пулеметчики пойду». Осажденный город питался одной капустой; но стрелка мано метра медленно перевалила через ноль, ветер потянул от Петер бурга, и белые рассеялись. Настала новая зима. Жил я тем, что покупал в Питере гвозди и ходил с ними в де ревню менять на хлеб. В одну из поездок встретил в вагоне солдата-артиллериста. Разговорились. Его вместе с трехдюймовой пушкой уже много раз брали в плен, то белые, то красные. Сам он говорил: «Я знаю одно — мое дело попасть». Эту зиму я работал в студии и в газете «Жизнь искусства», куда меня пригласила Мария Федоровна Андреева***. Жало вание было маленькое, но иногда выдавали чулки. Но чем мне заполнить зиму в мемуарах так, как она была заполнена в жизни? 159