Гамбургский счет

тротуару, потом стали подвязывать к мешкам кусок дерева. К концу зимы сани были изобретены. Хуже было с жилищем. Город не подходил к новому быту. Новых домов построить было нельзя. Строить хижины из льда не умели. Сперва топили печки старого образца мебелью, потом просто перестали их топить. Переселились на кухню. Вещи стали де литься на два разряда: горючие и негорючие. Уже в период 1920—1922-го тип нового жилища сложился. Это небольшая комната с печкой, прежде называемой вре мянкой, с железными трубами; на сочленениях труб висят жес тянки для стекания дегтя. На времянке готовят. В переходный период жили ужасно. Спали в пальто, покрывались коврами; особенно гибли люди в домах с центральным отоплением. Вымерзали квартирами. Дома почти все сидели в пальто; пальто подвязывали для теп ла веревкой. Еще не знали, что для того, чтобы жить, нужно есть масло. Ели один картофель и хлеб, хлеб же с жадностью. Раны без жиров не заживают, оцарапаем руку, и рука гниет, и тряпка на ране гниет. Ранили себя неумолимыми топорами. Женщинами интере совались мало. Были импотентами, у женщин не было месячных. Позднее начались романы. Все было голое и открытое, как открытые часы; жили с мужчинами потому, что поселились в одной квартире. Отдавались девушки с толстыми косами в 5'/г часов дня потому, что трамвай кончался в шесть. Все было в свое время. Друг мой, человек, про которого в университете говорили, что он имеет все признаки гениальности, жил посреди своей старой комнаты между четырьмя стульями, покрытыми бре зентом и коврами. Залезет, надышит и живет. И электричество туда провел. Там он писал работу о родстве малайского языка с японским. По политическим убеждениям он коммунист*. Лопнули водопроводы, замерзли клозеты. Страшно, когда человеку выйти некуда. Мой друг, другой, не тот, который под коврами, говорил, что он завидует собакам, которым не стыдно. Было холодно, топили книгами. В темном Доме литераторов отсиживались от мороза; ели остатки с чужих тарелок. Раз ударил мороз. Мороз чрезвычайный, казалось, что такого мороза еще не было никогда, что он как потоп. Вымерзали. Кончались. Но подул теплый и влажный ветер, и дома, промерзшие на сквозь, посеребрили свои стены об этот теплый воздух. Весь город был серебряный, а прежде была серебряная одна Алек сандровская колонна.

152