Гамбургский счет

дится «Помилуй нас, Господи, помилуй нас» церковного рас пева. Таким образом, закон контраста распространен среди самых популярных песен. Необходимость же обосновывать ввод этого элемента каким-нибудь способом — только требование одного из литературных стилей, и попрекать Сергея Радлова несоблюде нием правдоподобности «ввода» — значит не понимать, в чем дело. Кстати, приведу мнение Фильдинга (английский писатель XVIII века из числа «реалистов», по уличной терминологии): «(...) мы необходимо должны указать на новую жилу позна ния, которая если и была уже известна прежде, то, по крайней мере, не разработана, сколько нам известно, ни одним из древних или новых писателей. Эта жила — закон контраста <...)». Дальше идут примеры; приведу наиболее подходящий: «Один великий гений, наш соотечественник, объяснит это вполне. Я не могу причислить его ни к какому разряду художни ков, хотя он и имеет право занять место между теми,— Inventas qui vitam excoluere per artes,— «которые украсили жизнь искус ством». Я говорю об изобретателе пантомимы. Эта пантомима состоит из двух частей, названных изобретателем серьезною и комическою. В серьезной части являются языческие божества и герои, глупейшая компания, какую только можно представить зрителю; и (это тайна, известная только немногим) это делается с умыслом, чтобы тем лучше оттенить комическую часть пред ставления и придать яркости шуткам арлекина»*. Еще несколько слов о мотивировках приема. Отчего уже не требовать от поэтов мотивировки рифмы (эхо — были примеры) или ритма еще чем-нибудь. Прием в искусстве самоцелей, так как искусство само прием. Характер трагического у Сергея Радлова бульварен, это я говорю не в укор. Бульварный роман оказал влияние на Достоевского. Шекспир родился не в Боль шом драматическом театре, а тоже на бульваре. Я говорил уже много раз, что в общем ходе истории литера туры вообще крупное может быть создано не восстановлением старых образцов, а канонизацией младшего рода искусства. Таким образом, теоретически Радлов прав. Может быть, не надо было повторять дословно формы аме риканской фильмы, а нужно было использовать схему ее строе ния. Из приемов связи трагического и комического в пьесе хороша сцена переодевания вора и сыщика. Переодеваясь все в новые и новые костюмы, они пробегают, останавливаемые каждый раз тем же вопросом эксцентрика, причем ответ их обнаруживает зрителю, что это все те же самые люди. Слаб в пьесе текст; вернее, не слаб,— его нет. Говорят, но я не знаю наверное, что кинематографические

114