Гамбургский счет

Если бы собрать все рецензии о нем в России и выжать из них их ярость, то можно было бы собрать несколько ведер очень едкой жидкости и впрыскиванием ее привить бешенство всем собакам в Берлине. В Берлине же 500 000 собак. Обижает людей в Пуни то, что он никогда не дразнит. Нари сует картину, посмотрит на нее и думает: «Я тут при чем, так надо». Его картины бесповоротны и обязательны. Зрителя он видит, но считаться с ним органически не может. Ругань критиков принимает, как атмосферное явление. Пока живет — разговаривает. Так Колумб на корабле, иду щем в неоткрытую Америку, сидя на палубе, играл в шашки. Пока Пуни художник для художников, художники еще не понимают его, но уже беспокоятся. После смерти Пуни,— я не хочу его смерти, я его ровесник и тоже одинок,— после смерти Пуни над его могилой поставят музей. В музее будут висеть его брюки и шляпа. Будут говорить: «Смотрите, как скромен был этот гениаль ный человек, этой серой шляпой, надвинутой на самые брови, На стену повесят счет за газ пуниевского ателье, счет спе циально оплатят. Время наше назовут «пуническим». Да будут покрыты проказой все те, кто придет покрывать наши могилы своими похвальными листами. Они нашим именем будут угнетать следующие поколения. Так делают консервы. Признание художника — средство его обезвредить. А может быть, не будет музея? Мы постараемся. Пока же Пуни с вежливой улыбкой, внимательно пишет свои картины. Он носит под своим серым пиджаком яростную красную лисицу, которая им тихо закусывает. Это очень больно, хотя и из хрестоматии. он скрывал лучи, исходящие из его лба». Про брюки тоже напишет какой-нибудь. И, действительно, Пуни умеет одеваться.