Fuck context

взять куб, представить себе, что он состоит из 27 маленьких кубов, вынуть 7 кубов из середины, потом повторить операцию для каждого из маленьких кубов беско- нечное количество раз. Поверхность будет расти, объем сокращаться. Получится губка Менгера. Холла увлекает идея пористой архитектуры. Он понимает пористость, и в физическом, и в социальном смысле, как возможность проникновения. Когда он строил общежитие для студентов МIT в Кэмбридже, штат Массачусетс, он поступил с параллелепипедом здания примерно так же, как Менгер со своим кубом — выни- мал из него куски, пока не получилась губка. — Сначала пористость была планировочной идеей, — рассказывает Холл, — как возможность связать здание с ландшафтом. Затем она стала конструктив- ной идеей — как сохранить конструкцию здания, вынимая из него куски же- лезобетона. И наконец, она стала социальной идеей — эти вырванные куски, эти ниши в здании стали пространством общения для студентов, архитектура стала катализатором социального пространства. — Это прекрасно, — говорю я, — но все мы знаем, какие провалы бывали у ар- хитекторов, пытавшихся превратить архитектуру в средство социальной инжене- рии. Возьмем, например, печально знаменитый квартал Прут-Айго в Сент-Луисе, взорванный в 1972-м. Ямасаки тоже пытался создать там пространство общения, но это пространство превратилось в притон торговцев наркотиками. Где гарантия, что этого не произойдет в МIT ? — Да, — соглашается Холл, — у модернизма были провалы, но провалы пост- модернизма гораздо страшнее. Смотрите, все наши города застроены этими циничными декорациями, этими пустыми жестами. Что эти архитекторы хо- тят сказать нам? Что будущего нет? Что в прошлом было лучше? Чарльз Дженкс в своей книге «Язык архитектуры постмодернизма» утверждает, что во всем виноват модернизм. Он приводит Прут-Айго как доказательство того, что мы должны «обклеивать» современные здания такими как бы обоями под старину. Лекарство, которое хуже болезни. — Первое издание книги начиналось словами «современная архитектура умер- ла 15 июля 1972 года » , это день, когда взорвали Прут-Айго. — Больше он этого не говорит, не правда ли? — смеется Холл. — Он ушел в другие -измы. Теперь это «иконизм». Это про так называемый «эффект Биль- бао». Все мы теперь, оказывается, должны производить пустые жесты, обли- цованные титаном, поскольку это ведет к экономическому расцвету района за счет туризма. Для меня главный критерий оценки здания — это то, чему меня научил мой профессор: здание внутри должно быть интереснее, чем снаружи. То, что есть в каждой постройке Луиса Кана, Ле Корбюзье, Адольфа Лооса и в какой-то степени у Миса ван дер Роэ. — Фрэнк Гери не прошел бы вашего теста. — Разумеется, нет. И не он один. Архитектура находится в состоянии куль- турного кризиса. — Если вернуться к Роберту Вентури, он, как вы помните, разделял здания на «утки» и «украшенные сараи » . Можно ли сказать, что вы строите «утки » ? — Почему я должен описывать свое творчество в терминах Вентури трид-

Fuck Context?

39