Фантазии об искусстве

СЕРДЕЧНЫЕ ИЗЛИЯНИЯ ОТШЕЛЬНИКА —ЛЮБИТЕЛЯ ИСКУССТВ

poro старого священника рассказать мне еще разные пре красные истории из летописи художников. «Дай припом нить,— сказал он, улыбаясь. — Я люблю говорить о жизни старых художников». И он, в самом деле, рассказал мне множество великолепнейших историй; ибо он прочел, и не один раз, все книги, когда-либо написанные об искусстве, и лучшие места оттуда знал наизусть. На меня его расска зы произвели столь сильное впечатление, что я до сих пор помню их почти дословно и кое-какие из них перескажу, так как это мне самому доставит большую радость. Когда в зале, где мы находились, нам встретилась кар тина великолепного Доменичино , он сказал мне, что этот художник подает удивительный пример горячего усердия в искусстве, и, дабы доказать это, продолжал следующим образом: «Прежде чем этот мастер начинал картину, он долго перед этим думал о ней и иногда по целым дням оставался один в своем покое, до тех пор пока картина не стояла перед его внутренним взором законченная до мельчайших подробностей. Тогда он бывал доволен и гово рил: «Ну, теперь половина работы сделана». И когда брал ся он за кисть, то снова по целым дням оставался прико ванным к мольберту, едва отрываясь на несколько минут, чтобы поесть. Он писал с большим прилежанием и совер шенством и во все вкладывал глубокий смысл. Когда од нажды кто-то хотел уговорить его не мучить себя так, а перенять более легкую манеру других художников, он ко ротко ответил: «Я работаю только для самого себя и ради совершенства искусства». Он не мог понять, как другие художники писали величайшие и важнейшие предметы, столь мало отдаваясь своему делу, что во время работы могли беспрерывно болтать с друзьями. Оттого он и считал таких всего лишь ремесленниками, которым неведома внут ренняя святыня искусства. Сам же он, когда писал, на столько живо погружался душой в предметы, им изобра жаемые, что чувствовал в самом себе ощущения и состоя ния, которые хотел изобразить, и непроизвольно проявлял их в своем поведении. Иногда, когда он писал скорбящую фигуру, из его мастерской доносились подавленные стена ния и жалобы; или, коль скоро это должно было быть ве селое лицо, он был весел и оживленно разговаривал сам с собой. Оттого писал он в отдаленном покое и никого туда не пускал, даже учеников своих, чтобы ему не мешали и не насмехались над ним. Однажды в годы его юности, ког 91