Фантазии об искусстве

ФАНТАЗИИ ОБ ИСКУССТВЕ, ДЛЯ ДРУЗЕЙ ИСКУССТВА

В самом начале Альбрехт Дюрер с силой и меткостью определяет всю суть своего отца в двух словах, говоря: он был искусный и чистый человек. А потом он описывает сле дующие его черты, которые живо рисуют его нашим глазам. С женой и детьми он скудно кормился от трудов рук своих и испытал в жизни много трудностей, невзгод и тя гот. Все, кто его знал, отзывались о нем с похвалой, по тому что он был богобоязненный человек, терпеливый, до бросердечный, порядочный и всегда преисполненный бла годарности к господу. В остальном был он человек немно гословный, всегда жил в тишине и одиночестве и совсем мало пользовался мирскими радостями. Его величайшее желание состояло в том, чтобы вырастить детей во славу господню, поэтому он проявлял большое рвение в их вос питании и ежедневно беседовал с ними о любви господ ней. Наконец, больной, у порога смерти, он предался ей добровольно, приказал своим детям жить по воле божией и отошел в лучший мир в 1502 году, незадолго перед по луночью в день святого Матфея. Вести такую тихую, богобоязненную жизнь, ни на час не забывая, что ты всего лишь работник на ниве господней, не значит ли идти самым верным путем к блаженству? Кто же не почитает никакого бога, иными словами, кто хочет сделать себя самого богом и правителем вселенной, тот находится в несчастнейшем умопомешательстве и на слаждается лишь жалким ложным блаженством безумно го нищего, воображающего себя императором в короне. Там же находим мы составленный старшим Дюрером список всех его детей, числом восемнадцать, имя, день и час рождения которых он собственноручно заботливо за ­ носил в особую книгу. Этому доброму бюргеру и золотых дел мастеру в Нюрнберге, Дюреру Старшему, наверняка нередко приходили на ум хорошие мысли; но записывать их ему не приходило на ум, это даже, наверно, показалось бы ему странным; гораздо естественнее было для него вес ти точный список всех детей, которых даровало ему небо. Но из всех этих восемнадцати детей теперь, по прошест вии нескольких веков, мы помним одного лишь возлюблен ного Альбрехта, а остальные преданы забвению, о чем отец при рождении не мог догадываться; напротив того, не выделяя его ничем, он пишет о нем теми же словами, что и об остальных: 121