Эдгар Дега и его искусство

из него сладостную легенду". Дега подходит к этому куску жизни гру- бой и бедной не как бытовик-реалист, видящий лишь ее грубость и бедность, но как художник-летописец, с эпическим покоем отмеча- ющий красоту повсюду —даже в тесноте и убожестве жалкой коморки. Ибо повсюду проникает магический луч солнца или огня, превращая белье в перламутр, играя светом и тенью (как в interieurs'ax Домье и Дега), повсюду—где хочет—веет дух Божий, дух красоты. Для Дега нет ничего вульгарного, как нет и ничего второстепенного в мире. Крахмальное белье на столе прачешной и тряпки, висящие на веревке, для него не второстепенные аксессуары, свидетели и показатели труда, (которые русский художник написал бы, словно отмахиваясь и отписы- ваясь от них, небрежными мазками и грязноватыми оттенками) — для Дега они не менее существенные элементы единого целого, единой гармонии, нежели моральный элемент картины, т. е. самые прачки. Эстетство ли это? Быть может, наоборот,—та подлинная жи в а я любовь к жизни сущей и данной, большой и малой, которой не достает нам русским, любящим дальнее больше ближнего. Во всяком случае, для самих прачек менее унизителен любовный подход к ним художника, нежели жаление близорукого печальника... Я только что назвал Дега „летописцем" и спешу сделать оговор- к у " — самая манера, какой написаны „Гладильщицы", широкая, раз- машистая, пылкая, зыбкая, столь небывалая для поклонника Энгровой гладкости, показывает с какой увлеченностью художник передавал захватившую его тему. Размашистые удары кисти словно внутренно вторят здесь профессиональной размашистости прачек и гладильщиц,— тому „здорово", которое чувствуется в жестах приналегшей на утюг и зевающей женщины. Совсем по иному написаны „Модистки" (1882). Это — пастель, исполненная осторожными бархатистыми штрихами, соответствующими изящно-тонким движениям модисток и хрупкой шероховатости шелка, перьев и бархата шляпок. Как Леонардо, изучавший руки Моны Лизы, следит Дега профессиональную ловкость этих девушек, сосредоточенную в конечностях рук—осторожные и ловкие касания их пальцев к тому художественному произведению, каким является парижская шляпка. В связи с этим и самая композиция „Модисток" отлична от постро- ения „Гладильщиц". Последние находятся в резко противоположных, хотя и дополняющих одно другое движениях (вверх и вниз). Движения „Модисток" квалифицированнее, ступенью выше —в них царит на- стороженное согласие, почти параллелизм. Вертикали обойных полосок,

з

33