2-ая Уральская индустриальная биеннале современного искусства • каталог

main project

Так, в «Эклоге 4-й»:

And in the poem “Midday in a Room”:

Космос всегда отливает слепым агатом, и вернувшееся восвояси «морзе» попискивает, не застав радиста.

Just as, a thousand years hence, a star, whose worthlessness is presumed, sheds its light, though it does so far less than it takes in gloom; Following farther than bodies may, ongoing vision leaves, starting progressively to relay everything it receives

Так, в стихотворении «Полдень в комнате»:

Знай, что белое мясо, плоть, искренний звук, разгон мысли ничто не повторит – хоть наплоди легион. Но, как звезда через тыщу лет, не нужная никому, что не так источает свет, как поглощает тьму, следуя дальше, чем тело, взгляд глаз, уходя вперед, станет назад посылать подряд все, что в себя вберет.

Thus, in the “Report for the Symposium,” the eye, like a television/ that’s on in an empty flat, goes on to transmit/ the picture. A desperate attempt to justify the observer’s exis- tence in the world is the consequence of this autonomy: Remember: space that appears to need nothing does crave, as a matter of fact, an outside gaze, a criterion of emptiness-of its depth and scope. And it‘s only you who can do the job When the sketch of “Report for the Symposium” turns into prose, the desperate autonomy of the eye is softened by a caveat. The refrain-like repetition of the eye never sees itself, is made less radical through the ex- ception to the rule: Other than in a mirror, the eye never sees itself. The mirror is a way out from the situation of the observer’s separateness from vision. But the mirror is insufficient and is also disconcertingly independent; it reflects and remembers all that takes place in the room in the absence of the observer: even thieves steal an or- ange as they scrape the amalgam. Art is the only way out in this case. It begins to be perceived as an attempt to look at oneself from a dis- tance, to make that very “step aside from one’s own body” as happens in the poem “At the Karel Willink Ex- hibition” about the Dutch artist’s paintings (there it is— the connection with Holland), where the observer’s re- moval from the landscape is equated with the painter’s suicide:

Так, в «Докладе для симпозиума», где «глаз, / как невыключенный телевизор / в опустевшей квартире, продолжает передавать / изображение.» Следствие этой автономии– отчаянная попытка оправдать существование наблюдателя в мире: Помни: пространство, которому, кажется, ничего не нужно, на самом деле нуждается сильно во взгляде со стороны, в критерии пустоты. И сослужить эту службу способен только ты. Когда наброски доклада для симпозиума стано- вятся прозой, отчаянная автономия глаза смягчает- ся оговоркой. Рефреном повторяющееся «самое себя глаз никогда не видит», обрастая уступительным обо- ротом, становится не таким радикальным: кроме как в зеркале, глаз себя никогда не видит. Зеркало – один из выходов в этой ситуации отделённости наблюда- теля от зрения. Но зеркала недостаточно, да и оно об- ладает пугающей самостоятельностью, отражая и за- поминая всё, что происходит в комнате в отсутствие наблюдателя: даже воры крадут апельсин, амальгаму скребя. Единственным выходом в таком случае оказы- вается искусство. Оно начинает восприниматься как попытка взглянуть на себя со стороны, сделать тот са- мый «шаг в сторону от собственного тела», о котором

41