2-ая Уральская индустриальная биеннале современного искусства • каталог

Artist in residence

контекстах, способ задать дихотомию и динамику гло- бального и локального? Хочется понять, задают ли себе такие вопросы кураторы резидентских программ в Рос- сии и других странах и как на них отвечают. Я уже говорил, что множественность версий арт- резиденций и потенциальность пребывания в них множества творческих людей можно представить как два слоя карт. Они определяют бесчисленное ко- личество вариантов взаимодействия намерений и возможностей, которые можно описать в социо- логических, культурологических, философских ка- тегориях. Обе эти карты – творческих персонажей, имеющих разные намерения, и творческих рези- денций – одновременно глобальны и локальны, из- менчивы и подвижны. Естественно, локальные топики оказываются на повестке дня многих арт- резиденций, особенно в период развития. Еще пятнадцать лет назад Михель Гердтер, директор-основатель «Кунстлераус Бетанин» в Бер- лине и первый президент международной арт- резиденциальной сети Res Artis, отмечал в своем исследовании: «Мигрирующие художники, чьи по- слания сотканы из межкультурных импульсов, при- надлежат миру, в котором ключевые слова – «но- мадизм» и «глобализм». Изобретение и всемирное распространение арт-резиденций отвечает потреб- ности художников и интеллектуалов изучать и пе- реживать мир во множестве его средовых, соци- альных и культурных проявлений – и это для того, чтобы стать временной частью творческих сооб- ществ и черпать новые возможности из обмена иде- ями и ноу-хау». Вопросы масштабов и форм межкультурно- го взаимодействия, характера и содержания кон- фликтов, сопровождающих эти процессы, обсужда- ются и в 2012 году. Например, исследовательская программа «Арт-резиденции в Никола-Ленивце» называется «Местное/всеобщее». Оправданность такой постановки вопроса именно здесь очевид- на – агент глобального Николай Полисский уже двадцать лет пребывает в никола-ленивецкой «ре- зиденции» (это дом и всё разрастающаяся ма- стерская). К тому же, с двухтысячного года он бук- вально «включил себя» в процесс взаимодействия с локальным. Сельские жители сплотились вокруг художника и смогли реализовать свои умения в но- вом и странном для них производстве – делании огромных объектов. Замечательные толпы снеговиков, зиккурат из сена и плетёная башня оказались свидетельствами

residential programs in Russia and other countries ask themselves, and if yes, how they answer them. I have already said that the multiplicity of residential formats and the possibility of many creative people being present there can be imagined as two layers of maps. They determine an infinitude of interactions of intentions and possibilities that can be described in sociological, cultural, and philosophical terms. Both maps—that of creative individuals with various intentions and that of residences for creative work—are simultaneously global and local, mutable and mobile. Naturally, local topics enter the agenda of many art residences, especially at the stage of development. Just fifteen years ago Michael Haerdter, the founder-director of Künstlerhaus Bethanien in Berlin and the first president of the international art residential chain Res Artis, noted in his research: “Migrating artists, whose missives are woven of multicultural impulses, belong to the world whose key words are ‘nomadism’ and ‘globalism.’ The invention and the world-wide spread of art residences answers the need of artists and intellectuals to study and experience the world in its multitude of environmental, social and cultural manifestations—so as to become a temporary part of creative communities and to draw new possibilities from the exchange of ideas and knowhow.” The issue of the scales and forms of intercultural interaction and the nature and content of conflicts that accompany them are also being discussed in 2012. For example, the research program of Art Residence Nicola Lenivec is named “Local/universal.” Here the framing of the issue is clear enough: Nikolay Polissky, an agent of the global, for twenty years has been at the Nicola Lenivec residence (comprised of a house and an ever expanding workshop). Moreover, beginning in 2000, he quite literally “included himself” in the process of interacting with the local. Country denizens united around the artist and helped him realize his skills in an enterprise that was new and strange to them— manufacturing giant objects. Remarkable crowds of snowmen, a hay ziggurat and a woven bast tower testify to a new local Nicola Lenivec trade. Very soon homecraft production, modernist forms of objects, and performative practices of their presentation and destruction joined the synergetic construction of one of the global trends of contemporary art. The eagles that delimit the “Borders of the Empire” (2007) of Nikolay Polissky are in the same semantic space as “Mickey Mouse” and other giant sculptures made in Surinam by Marcel Pinas and his local team.

189