100 мыслей о Екатеринбурге

что роднит его с Нью-Йорком, и появляющиеся небоскрёбы это подтверж- дают (при условии тактичного их вписывания). Здесь тоже кому-то чего-то почему-то больше всех надо, и сложные хитросплетения завязывающих- ся узлов напоминают напряжённо сплетённые тела борцов или сюжеты из Камасутры («сплетенье рук, сплетенье ног, судьбы сплетенье…»). Традиция завозить сюда крепостной рабочий люд была продолже- на в эпоху первых пятилеток до Войны и в эвакуацию во время Войны. Уралмаш, Эльмаш — как отдельные города. И там говорили «поедем в город», — значит в Свердловск южнее железнодорожного вокзала. Временами эти новообразования напоминали Ливерпуль из песни Роллинг Стоунз «Нам надо валить отсюда!». Белая башня как кумир технократичес- кого вероисповедания довлела и направляла. Загородив её сомнительным новостроем, люди до сих пор испытывают неловкость как потерю веры и мечты в светлое будущее: «…молился новым образам, но с беспо- койством староверца». Таковы и образы конструктивизма с утопической мечтой и надеждой на всеобщее равенство, братство и счастье. Нельзя полностью отрекаться от юношеских грёз и надежд, даже если в зрелом возрасте они кажутся заблуждениями «души неопытной». Жаркими днями уральского лета — «карикатуры южных зим» — эти районы напоминают Барселону, тоже рабочий, в общем-то, город, тем более что на площади первых пятилеток есть и свой Мадрид. Высокий потенциал этих террито- рий проявляется в жарких темпах застройки, иногда слишком поспешной, и не построенные и даже не спроектированные пока ещё архитектурные шедевры взывают: «Приди, Гауди!». Завязывающиеся здесь узлы придётся развязывать уже с учётом возник- новения Большого Екатеринбурга, истории и противоречивого ментали- тета его жителей. Приятно, когда казахстанцы, теперь уже иностранцы, вспоминают: «Ах, мы приезжали сюда специально посмотреть на ледовый городок!». А жители Южной Африки вообще воспринимают эту традицию как нечто невероятно экзотическое, как и пруд, ПО КОТОРОМУ МОЖ- НО ХОДИТЬ, аки по суху (зимой)! Многое воспринимается извне совсем по-другому. Традиционная для приезжих экскурсия в Храм-на-Крови часто вызывает у них недоумение: да, есть скорбь, есть покаяние, но есть и храм как горделивый памятник, как предупреждение будущим прави- телям. Это чувствуется даже без памятника комсомолу Урала, который стоит на площади, носившей ранее название «Площадь народной мести». Противоречивость проявляется в многогранности талантов горожан — «и швец, и жнец, и на дуде игрец». Диверсификация производств в черте города может поэтому служить опорой для перехода к постиндустриальной парадигме очередного экономического уклада с уникальными людьми. И хоть при их рождении присутствует акушер, а не механик, залог и символ преемственности можно увидеть в детях, лазающих по старинным станкам Музея архитектуры. Есть надежда, что Екатеринбург станет в чём-то похо- жим на многие города, и ни на что не похожей уникальной агломерацией. Как Париж… «Увидеть Екатеринбург и умереть!». 239 238